| Соффт | Дата: Понедельник, 11.03.2013, 17:29 | Сообщение # 1 |
 Рядовой
Группа: Проверенные
Сообщений: 15
Статус: Оффлайн
| Последствия для смертника
«…И повторится всё, как встарь.…»
Меня втолкнули в эту обитель мёртвого света грубым ударом между лопаток, добавив вдогонку: «Счастливо оставаться». Белые гладкие стены, окно в потолке с бесконечно синей бездной водяной толщи, изредка разрезаемой фарами патрульных аквараблей на недосягаемой высоте. Тут уж ничего не попишешь, одно слово «Европа», та самая, именно этот водяной кошмар, под ледяным панцирем, нанизанный на струнки человеческого страха. Он снился мне каждый день. Ещё недавно я получал хороший гешефт за минуту-другую счастья от наивных местных колонистов, а теперь - вот это. Квадратная камера с тремя койками по стенам. Всё настолько чисто, что ощущение неизбежности приходит само собой, не спрашивая. На койке справа от входа обосновался Длинный, посередине Странный, так я его назвал про себя по причине какого-то неуловимого «не то», которое было в этом лежащим на спине с закрытыми глазами и безвольно висящими руками человеке. Третья койка была определённо приготовлена для меня.
- Добро пожаловать! – С натянутой нА душу улыбкой и звериным взглядом нарочито громогласно изрёк Длинный, дополнив своё лаконичное приветствие не менее лаконичным вопросом:
- За что тебя?
«Добро пожаловать» прозвучало продолжением «Счастливо оставаться». Посмотрев на колышущийся в вышине над окном океан, я уныло и честно ответил:
-За счастье.
- Опа, вона как? – Длинного это весьма позабавило - Ну присаживайся, я здесь сам с собой в «орлянку» играл и вот те на, представь себе, выиграл.
- Ну и что же ты выиграл?
- Что умру на полмгновения позже тебя.
- А Он - Я взглянул на Странного. Он оставался без движения, мне даже подумалось что он и уже мёртв - будет за мной?
- Да брось ты, знаешь же, что умрём вместе и прямо здесь. Только тебя не хватало - Длинный скривил лицо в кислой улыбке - а вот теперь «фул хаус» в нашем полном хаосе, извиняйте за каламбур. Тебе сколько «часов покаяния» дали?
- Восемь, но один из них я уже упокоил. Вижу, ты человек азартный, какую же масть ты мне уготовил в столь перспективном раскладе?
- А ты шутник, мне такие не часто попадались.
- Можно подумать, что ты здесь вечно прибываешь.
Я задал вроде бы совсем невинный вопрос, но жилы моего сокамерника напряглись, и он, неожиданно потеряв свой озорной настрой разродился самообжигающим вопросом:
- А ты-то как думаешь?
Мне было сложно что-то сказать о том, о чём я понятия не имею и чего может быть никогда не узнаю, но единственное, что пришло в голову:
- И давно это с тобой?
- А…а.. а.. а. Ты хочешь знать как именно?- Вот он тебе и расскажет.- Длинный пнул ногой висящую руку Странного - А ну, давай, объясняй новенькому, «что к чему»!
Освещение нашей камеры, находящейся, как и весь изолятор в пятистах метрах глубины под поверхностью ледяного панциря Европы, как-то нечаянно потускнело, и Странный спросил, пнувшего его руку Длинного:
- Разве ты ещё не знаешь ВСЕГО, что тебе положено? Что ещё тебе от меня потребовалось?
- Скажи, за что ты здесь… скажи, за что здесь он, да и я за что?
-Ты ведь и сам знаешь, ты - фальсификатор.
Громада Длинного как будто потекла слезами вниз к полу, там загустела и скомкалась на коленях перед Странным. Смотреть на него было жалко, но одновременно удивительно интересно.
- Да, я продавал фальшивое счастье, со мной всё понятно, но он? – повернув заплаканное лицо ко мне, Длинный не унимался - он тоже знал, что счастьем нельзя торговать, но у него был талант делать счастье и он этим талантом воспользовался. В чём его-то вина?
Приподнявшись над подушкой своей койки, Странный сделал Длинному, казалось уже омертвевшими руками какой-то знак, и дополнил его тираду одним крепким замечанием:
-Торговать вообще опасно, особенно счастьем.
-Ты тогда расскажи, за что ты-то сюда попал, пусть новенький посмеётся так же как я, когда услышал - Громогласный хохот, безумный и искренний, выстраданный, как будто пронесённый через миллионы миров, потонул в тихих словах Странного:
-Я просто давал выбор человеку между Вечностью и Бессмертием. А в качестве подтверждения сделанного выбора предлагал принять листочек мяты.
Хохот Длинного превратился в конвульсии на полу. Он кричал надрывно, почти задыхаясь:
- Его замели за МЯТУ! И это на Европе, на глубине в полкилометра, на станции, где ничего «зелёного» вообще отродясь не выращивали – ты слышал это??? – Он перестал кататься по полу, остановившись в позе «лицом в пол» (видимо она для него стала привычной), приподнял голову, раскинул руки и выдохнул:
- Будь это всё полной чушью, меня бы здесь не было….
- Ты совершенно прав, дружище – молвил Странный – ты хочешь избавиться от своего дара?
- Хочу, очень хочу, мне надоело постоянно умирать, я прошу, я молю тебя, возьми меня с собой в Вечность.
Поглаживая рыжие вихры льющего слезами отчаяния Длинного Странный, повернув ко мне свои бездонно-серые глаза, тихо и отчётливо спросил:
- Во что ты веришь?
От неожиданности вопроса я оказался в мыслительном ступоре.
- Не надо, не отвечай… скажи проще, ты хочешь Бессмертия?
- Если я правильно всё понял, то такого бессмертия мне не надо.
- Такого же в точности у тебя и не будет, в любом случае будет другое. Ты ведь сам не такой, как он. Наш несчастный рыжий в чём-то лучше, а в чём-то и хуже.
- Интересно и почему же?
- Ты наверно имел ввиду: «почему он хуже»? Но я тебе отвечу: даже и на то, что ты упустил - «почему он лучше». Он хуже тебя потому что ты по крайней мере торговал тем, что у тебя есть, хотя право на это не имел. А лучше он тебя потому что ты не верил в то, что делаешь. Ты продавал за деньги потребляющим скоротечное счастье, а он действительно верил, что своим обманом убедит их в том, что они счастливы.
Вселенная, та которую я знал, перевернулась в один миг. Я жил только для себя, используя дар, который неизвестно от кого получил. Никому зла вроде бы не сделал, да и не хотел. Просто жил, как считал нужным. Длинный же никакого дара не использовал, но жил так, как хотел бы теперь прожить я. Полной жизнью, множеством жизней и благодарностей тех, кто по своей воле поверили в его обман. От этого становилось ужасно душно. Я спросил Странного:
- Почему же ты не берёшь его с собой?
- Беру, конечно беру… ну как ты мог обо мне так плохо подумать…. Хочешь, возьму и тебя?
-В Вечность… но я же не знаю, что там?
-Ну как минимум там ненужно торговать счастьем только потому, что ты можешь это делать.
Странный неожиданно приятно улыбнулся, и продолжил:
- Вообще ничего не нужно…. Это трудно объяснить.
- Тогда мой выбор – Бессмертие.
- Ты уверен в этом?
- Совершенно.
- Ничего совершенного нет ни в одном из миров.
- Но я уверен полностью.
- Тогда запомни только одно: Я обладаю правом дать выбор, все остальные выбора тебе не предложат. До встречи!
Мерцающая первозданная мгла охватила меня и понесла в неизведанное обещанное мне Бессмертие. Только где-то за спиной затихало удаляясь:
За-а-а-а-а-п-о-о-о-м-ни-и-и не-е-е пре-е-едло-о-о-ожа-а-а-ат
…………………………………………………
Плетясь рядом с торговым караваном в сторону Города я думал только об одном – о мести. Дойду во что бы то ни стало. Пусть после меня поймают и казнят, но я совершу, то что должен. На этот раз (почему-то мне это известно) уже ничто мне не помешает: ни праздники, ни пророки, ни восстания - я иду мстить. И только по ночам, на привале, во сне смущает одно назойливое видение: «белая комната, залитая мёртвым светом, окно в потолке, а над ним - иногда прорезаемая блуждающими огнями толща воды».
…Караван идёт
«…умрёшь, начнёшь опять сначала…»
Отходя ко сну, приткнувшись к одному из караванных верблюдов, я вновь погружаюсь в свой кошмар с синей бездной водяной толщи над головой. В этом сне я не утопленник, но что-то неумолимо подсказывает мне: это не причина, но предвестник гибели. Пальмы маленького оазиса были безмолвны в безветрии знойного дня, и лишь скромный родник тихо струился неподалёку, монотонностью своего журчания помогая сознанию принять с немой покорностью неизбежность скорого печального финала, предпринятого мной путешествия. Караван двинется в путь только с закатом, дневные переходы очень трудны для не приспособленных к пустыне лошадей, коих было почти семь дюжин. Они были подарком одного из правителей с севера здешнему пустынному тирану. Они были изъявлением воли к миру и желанию идти на переговоры по старым и сложным вопросам, причины возникновения которых затерялись во тьме минувших лет. Но меня это не волновало. Я думал только о том, чтобы встретить на грядущем празднике, в столице этого правителя, при ежегодной церемонии раздачи милостыни. Ведь только так я мог оказаться достаточно близко к нему, чтобы мой удар достиг цели. Это была моя месть, которая стала моим обетом. Не исполнить обет будет внутренним позором для меня. Все мои близкие стали жертвой жестокости правителя в его пограничных неурядицах с соседями. Доброе имя нашей семьи было предано забвению, и вспоминать его стало преступлением, за которое была обещана неотвратимая кара. Выжить в той бойне мне удалось чудом. Приближаясь к родному дому, я издали увидел дым от подожённых слугами правителя домов, ветер обдал меня запахом гари и палёной плоти, подвигнув к пониманию происходящего и решению не возвращаться. Месть: такое обыденная для нашего времени и наших мест понятие завладело всем моим существом. Горечь обиды и чувство полного одиночества в этом мире не оставляли мне выбора. Я иду с караваном в сторону Города и жду этого самого праздничного дня, когда у меня наконец-то появится возможность исполнить свой обет. И этот день должен, наконец, наступить. Хотя почему я решил, что обязательно должен? Только потому что я сам себе пообещал отомстить за близких? Иногда эти вопросы сводят меня с ума. Окружающие меня купцы, погонщики, наёмная охрана каравана и рабы замечают в такие моменты изменения на моём потрёпанном долгой дорогой лице и начинают кто с жалостью, а кто с настороженностью посматривать на меня. Напрасно конечно, они мне ничего плохого не сделали, а даже наоборот, только с их помощью и смогу я совершить задуманное. И кусок хлеба и чаша воды или вина для меня не лишняя, ведь кошелёк мой почти пуст, да и скоро деньги мне не понадобятся вовсе. Порой мне кажется, что всё со мной происходящие это вообще не моя жизнь. Как будто кто-то заставил меня запомнить или прожить всё, что я помню, но это не моё, а моё где-то совсем не здесь и не сейчас. Если это так, то моя настоящая жизнь может быть там, куда каждый раз уносит меня мой кошмар. Но что это за мир, где он и когда? Почему я уверен, что там мне может быть во много раз хуже, чем здесь, и при этом хочется туда возвращаться, хотя я и просыпаюсь в ужасе, не запоминая увиденного? Слишком много вопросов, на которые ищешь ответ и боишься их найти. Не боюсь я только наступления того дня, который жду. Жду, идя с караваном по пустыне, по улицам поселений, оказавшихся на нашем пути, отдыхая, как сейчас на привале в немногочисленных оазисах – издревле известных местах стоянки для всех путешественников. Но пусть и в кошмаре, а надо и поспать немного, до заката, пока мы опять не двинемся вперёд.
***
-Поднимайся, нам пора! – один из погонщиков верблюдов дёргает меня за плечо. Я открываю глаза и вижу, солнце зашло. Ночное небо раскинулось над нами широченным изысканно посеребрённым звёздными узорами покрывалом. Прохладно. Дышится легко. Думается тоже не в пример легче и свободнее, чем знойным днём. И опять вопросы к самому себе. Гораздо больше вопросов, чем днём. Может быть, это сама ночь так влияет на разум? А может быть созерцание неба? Некоторые люди, которых нарекли сумасшедшими, говорят, что небо бесконечно. Мне трудно представить что-либо бесконечное, наверное, даже невозможно, но я верю этим людям. Не знаю почему, но верю. Какими мелочами кажутся мне мои мысли и переживания, когда я смотрю туда, вверх, на звёзды. Какой незначительной и бессмысленной кажется мне моя месть. Но я не должен о ней забывать. Ни на мгновение не должен. Это мой рок, смысл моего существования теперь. Ведь не может же быть существование бессмысленным? Или может? У меня есть такое чувство. Что я знаю эти ответы в той воображаемой жизни, которую вижу в своём кошмаре, но ничего из той жизни не могу запомнить. Да и жизнь ли это вообще? Может быть, я уже давно помутился рассудком? Очень похоже на то. Однако, мне говорят, что уже к следующему утру мы должны быть на месте. Как раз к тому времени, когда стража открывает ворота.
Вот он, город, к которому я шёл, он уже недалеко, его уже видно. Я, наконец, понимаю, осознаю, что мне до него не добраться. И день этот для меня не наступит. Для меня не взойдёт солнце. Нет, через пару часов я пройду вместе с караваном через ворота, доберусь до площади, где будет происходить праздничная раздача милостыни правителем. И я обязательно доберусь до него, просочившись через разомлевших на жаре стражников, и убью его, совершу то, в чём поклялся, исполню свой обет. Только это буду уже не совсем я, даже совсем не я. Меня здесь не будет. Моя судьба – это та белая комната из моих кошмаров, с окном в потолке и синей бездной водяной толщи над ним.
Зимин Владимир Павлович
Сообщение отредактировал Соффт - Понедельник, 11.03.2013, 17:30 |
| |
| |
