| Дяловская | Дата: Воскресенье, 28.04.2013, 12:37 | Сообщение # 1 |
|
Полковник
Группа: Модераторы
Сообщений: 96
Статус: Оффлайн
| Кредо жизни – всё иль ничего,
А потом работаешь – и много… (Л.Кабанюк)
Все мы в своё время проходили в школе «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого. И я вряд ли ошибусь, если скажу, что образ Алексея Маресьева – лётчика, который вышел победителем из самой, казалось бы, безнадёжной жизненной ситуации – запомнился большинству из нас на всю жизнь. Лишившись ног, суметь выжить, научиться самостоятельно ходить и потом вернуться в любимое небо, с которого тебя сбили когда-то враги – с красотой такого подвига сравнимы только наиболее героические мифы Древней Эллады. Героине этого очерка пришлось выносить не менее тяжкие испытания, причём с самого раннего возраста, с начала жизни. Прикованная к постели, маленькая девочка тоже мечтала и твёрдо верила, что рано или поздно сможет ходить. Она родилась не такой как все, и судьба словно готовила ей «естественный» для поэта в подобных обстоятельствах путь – одиночества, духовной замкнутости, и, как следствие, лермонтовской и позднецветаевской обиды на Мироздание и его Творца, горького и гордого наслаждения этой обидой: «Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне недолго я еще благодарил». Что ж, на этом пути, во всяком случае, были великие предшественники… Но у Людмилы Кабанюк всё вышло совсем иначе, её дорога вела не в демонические бездны, а в области света, гармонии, и, несмотря ни на что …счастья! Возьмите любые её стихи – все они похожи на эликсир радости, все они, так или иначе, о любви: «В зеркальной глади тонких стен / Горит счастливый взгляд», « В лунном парке вечер. Тишина. / Лишь сосульки трепетно звонят. / Колокольня ночи так нежна. / Даже звёзды в небо не манят», «Светлая гавань беседы: / Слово – летящая яхта, / И отступают беды, / И наступает вахта», «Световая дорожка в душу зовёт / Волшебство медвяной косьбы. / Она тонко берёт и так нежно ткёт / Полотно луны и судьбы», «Музыка имени – музыка дома. / Входишь в пределы – они незнакомы, / Но с ощущеньем полёта той птицы, / Что иногда в светлых снах и приснится», «Вечер. Светятся окна. Часы прозрачны, но не пусты. Бежит время маленькой искоркой», «Внимать словам, / Как музыке, в тиши. Минуты счастья – в них пейзаж души». Можно привести ещё много примеров, и везде неизменно будет обаятельная, трогательно-искренняя интонация, незамутнённая чистота взгляда, тепло женского сердца и мудрая детскость души. Не в этом ли – главная победа поэта Людмилы Кабанюк?
Чтобы понять, нужно обратиться к истокам психологии автора. У этой, не похожей на других, вроде бы обделённой судьбой, девочки, роились в голове хотя и тоже не по годам зрелые, но совсем не чёрные мысли. «С детства я была по темпераменту очень активным, живым ребёнком – вспоминает она. Но здоровье в те годы часто не позволяло мне проявлять эту природную неуёмность, ограничивало её, увы, до минимума. И я поневоле много думала, и как-то мне пришла в голову идея, или даже собственная теория об устройстве жизни. Мне представилось, что каждый человек находится как бы внутри собственного круга, куда входят все его интересы, дела, заботы, радости и печали – всё, чем он живёт. Круг у каждого свой, но они всё-таки пересекаются, взаимопроникают, влияют друг на друга. И если окружающим меня людям будет хорошо, то и мне тоже будет хорошо, их круги насытят мой круг светом и радостью». Так маленькая девочка своим умом дошла до популярной в наши дни теории единого информационного поля и, что ещё более важно, приняла её как руководство к действию на всю последующую жизнь: чтобы быть счастливой самой, нужно дарить счастье другим.
Ещё одно воспоминание из детства: «Я страстно хотела научиться кататься на велосипеде, но понимала, что на обычном велосипеде у меня, при всём моём желании, не получится. И вот мой замечательный папа привёз мне, с огромными трудностями, из Ленинграда такой заменитель велосипеда – большого механического коня, на котором можно кататься. Счастью моему не было предела. Ничего подобного не имелось ни у кого на нашей улице (мы тогда уже жили в Тирасполе, в частном доме в районе автостанции, за парком «Победа»). И конечно, все мальчишки и девчонки хотели на нём покататься, а я не отказывала. Вокруг коня всегда была такая густая туча детей, что мама, чтобы сразу отличить в ней свою дочь, надевала мне самое яркое красное платьице». Вот это ярко-красное платье и стало вторым лейтмотивом судьбы Людмилы Кабанюк: смело идти к людям, жить среди них, не стесняясь самой себя.
«Светлой гривой касаясь звёзд, / Осушая капельки слёз, / Ты стремишься на Млечный путь, / Постигая людскую суть…» («Пегас»)
Есть писатели – скептики и мизантропы, подобно Гюставу Флоберу, недолюбливающие жизнь, считая, что она – лишь поставщик сырого материала для их литературных шедевров (хорошо ещё, если это действительно шедевры). Такие писатели стараются занять позицию объективно-отстранённых наблюдателей, укрывшись от суетных треволнений мира в башню из слоновой кости, где можно творить чистое искусство. Главной своей задачей они считают чеканное, но холодноватое мастерство стиля, «алгебру великолепной техники», по определению Владимира Набокова. А есть творцы противоположного типа, как Антуан де Сент-Экзюпери – их жизнелюбие так велико, что ему тесно в пределах одного искусства, каким бы прекрасным оно ни было. Такие писатели идут к людям, жаждут с ними контакта и понимания: даже летя высоко над землёй, они всем своим существом связаны с заботами и тревогами Планеты людей. Литература не заменяет им жизнь, она – только вершина айсберга. Людмила Кабанюк – личность такого типа. Думаю, я буду прав, утверждая, что педагогика – главное дело её жизни, судьба, Призвание с большой буквы. Многие годы она успешно занималась, и сейчас продолжает заниматься, научно-исследовательской деятельностью, но наука никогда не заслоняла для неё то чудо, которое происходит, когда настоящий Учитель работает с учениками. Да об этом лучше скажет сама Людмила Петровна: « Урок для души – озарение, / Цветок, мотылёк из огня, / Море снежинок терпения, - / Остров любви для меня».
Формализм и равнодушие педагога губят на корню процесс обучения, лишают его самого главного – живой, трепетной творческой основы, взаимной радости отдачи и принятия знаний, опыта. Людмила Кабанюк никогда не грешила этим, казёнщина абсолютно несовместима с её душой, поэтому ученики всегда естественно становились её друзьями, некоторые – на всю жизнь. Таких друзей у Людмилы Петровны много уже по всему миру, но каждый из них – единственный и неповторимый, и каждый, даже ненадолго заехав в Тирасполь, всегда найдёт время повидаться с любимым учителем. В её солнечном рабочем кабинете, где так приятно пахнет книгами, душа словно обретает целостность, исцеляясь от сомнений нынешней, такой запутанной и лукавой действительности. Дар соучастия в другой, но интересной для тебя судьбе, взаимообогащение, творческая активация – этим в высшей степени наделена наша героиня: «В душу чужую совсем окунусь – только не в слякоть». А вот как раз стихи о такой домашней встрече старых друзей: «Чай забыт, и блинчики остыли, / И вздыхает тихо карамель. / Мы же мчимся то в автомобиле, / То на яхте, то на скакуне. // Дружеская тёплая беседа / Нас собрала вечером. Пегас, / Осенив крылом, считал: «К обеду / Спор друзей вернётся на Парнас»… В этом лирическом тексте – богатая гамма чувств: мягкий юмор, чуть заметный флёр ностальгической грусти, рождённый ощущением неумолимости времени и, конечно, бездна любви и нежности, осветившей простой незамысловатый сюжет изнутри, как материнская улыбка.
«Мне снятся удивительные сны, / Сны с ощущеньем свежести весны… / Мне снятся удивительные сны – / Сны с проводами будущей весны». Когда читаешь Людмилу Кабанюк – словно открываешь дверь в весну, с её головокружительно свежим воздухом, первой любовью, сиянием света, клейкими зелёными листочками, птичьим щебетом и всем тем, что совершенно не хочется подвергать анализу, разлагать на какие-то химические элементы, молекулы и атомы – это нужно просто вдохнуть, принять в себя. Её лирика кажется почти безмятежной, слегка наивной, но мы знаем, что Людмила Петровна – личность достаточно сложная, многогранная, видящая мир как он есть, способная, если нужно, быть жёсткой. Знаем мы и то, что судьба ей досталась отнюдь не лёгкая, и чего-то достичь удалось только благодаря огромной силе воли и личным талантам, да ещё всегдашней и неизменной любви и поддержке родителей. Только вся «черновая работа» души, все тёмные полосы, которые, безусловно, знакомы её тонкой и ранимой натуре, не выставляются напоказ. По-видимому, это не входит в её жизненную и творческую программу, её не привлекает болезненно углублённая рефлексия, тем более эстетизация хаоса и негатива. У Людмилы Кабанюк задача иная – возвращать читателя в «потерянный рай» самых счастливых мгновений жизни. Давний и неразрешимый спор о том, должна ли лирика кричать от чудовищной боли душевных мук или должна, наоборот, нести утешение и гармонию, каждый поэт решает индивидуально. Или, вернее, решает кто-то там, кто определяет ему именно такую природу лирического дарования. Но не надо забывать, что радость тоже даётся настоящему поэту недаром, как награда за боль, и это ощущение уходит в подтекст, делая стихи интересными, многомерными, неоднозначными – какими они и должны быть. «Я живу, как учили, / Совесть в горе не пряча, / Побеждая гордыню у стены, / Стены Плача», «Жизнь – забава, влюблённость – яд. / Всё похоже на бал-маскарад. / Только быстро кончается он. / В доме – шёпот, а в сердце – стон», «Губам становилось холодно. / Свеча продолжала тлеть. / Душе было очень холодно. / И некому взглядом согреть», «Вдруг резкий взгляд, холодный. Сталь. Металл. / Пейзаж рывком он в клочья разорвал» – такие строки, хотя и сравнительно редкие в её стихах, говорят о пережитых страданиях.
Не зря так остро осознаётся ценность безмятежного детства: «Спит в раковине тихая горошина, / Не бужена, не меряна, не спрошена. / Ждёт солнца луч, вселенский и простой.
«Жемчужина, не вырастай, постой!.. // Побудь ещё не тронута, не спрошена, / Принцессою прекрасною, горошина».
Заканчивая, хочется привести истинно христианское по духу стихотворение Людмилы Кабанюк – кредо тактичной, внимательной и деятельной любви к людям, в которой, судя по всему, единственная надежда на спасение нашего мира: «В глазах заметив капли боли
(То строгой горечи печать) / Ты постарайся (в нашей воле) / На робость лаской отвечать. //
И вдруг, увидев сквозь ресницы, / Как горе в чёрной колеснице / Торопится к сердцам людей, / Возьми улыбкой и согрей // Другого. В каждом из потомков / Есть вера мира, сгусток солнца. / Попробуй, нежно отыщи / В ларце души её ключи».
|
| |
| |
