| Дяловская | Дата: Четверг, 02.05.2013, 20:31 | Сообщение # 1 |
|
Полковник
Группа: Модераторы
Сообщений: 96
Статус: Оффлайн
| А.Козырина О хрустальных стихах. Часть 3. Стилистические особенности поэзии С. Ратмирова
Я пою свою песнь о Великой любви... (С. Ратмиров)
Стихотворение «Никогда, никогда не забуду…» по задумке поэта показывает все великолепие и разнообразие вселенной: дни и ночи, север и юг (приведем, кстати, цитату из монографии поэта «Миф и Библия в творчестве М. Волошина»: «…В фольклорной и литературной традиции четыре стороны света означают земное бытие, которое является иконой небесного»), ветер, звезда, луна… Словно первый человек в день своего сотворения, мы осматриваемся и восхищаемся красотой увиденного и величием Творца. Но, как и первые люди, по гордыне своей отпадаем от Бога. А потом стремимся уверовать, невзирая на неодобрение окружающих. Хотим надеяться на прощение, хотим прийти к любви. Три христианские добродетели: Вера, Надежда и Любовь (1 Кор. 13:13) упоминаются в этом стихотворении, именно их ждет от нас Бог, именно в них чудо, спасение и Красота. И при помощи повторяющихся в каждой строфе слов «Никогда, никогда не забуду…» С. Ратмиров подчеркивает важность этих добродетелей, главная из которых, конечно же, Любовь: «…И в раздолье душа распевала / Бесконечное вечно Люблю».
Тему осмысления своего предназначения и жизненного пути продолжает стихотворение «Что осталось мне от детства?». Заметим, что у поэта особое отношение к детству, сформировавшееся, судя по всему, под влиянием евангельского стиха: «Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18: 2-3). Состояние детской чистоты и простоты не раз упоминается Сергеем Ратмировым как однажды утерянное и уже недосягаемое, но, тем не менее, вожделенное (см., например, стихотворения «Где найти на земле невозможное средство, / Чтоб вернуться опять в безмятежное детство?..», «Давно хотелось убежать мне в несказанный миф, / Вернуться в детство и понять свой страннический стих…» или «В детстве мне вручили Камень сознания…» и ностальгические строки «...Не угонюсь за детства чистым кораблем...», «Я ухожу в прошедшее начало, / В котором есть хоть капелька любви…»).
Таким образом, детство в понимании поэта не просто отрывок в самом начале жизни и даже не фундамент для дальнейшего становления личности, но неиспорченная первозданность души, время чистых и светлых стремлений и воспоминаний. Такое восприятие детства роднит поэта с Ф. М. Достоевским, написавшим в романе «Братья Карамазовы» следующее: «Без святого и драгоценного, унесённого в жизнь впечатления не может жить человек <...> Именно оно создаёт капитал для дальнейшей жизни <...> Прекрасное, святое воспоминание, сохранившееся с детства, – может быть, лучшее воспитание и есть, если много таких воспоминаний набрать с собою в жизнь, то и спасён человек». В «Исповеди русского путника», в фундаментальном опыте историко-философского исследования, находим такие слова С. Ратмирова: «Итак, человек есть Образ Божий, но в чем его подобие? Святые Отцы говорят, что Образ присущ человеку, подобие же необходимо стяжать. И это стяжание должно происходить в добре и любви, в направлении всей своей силы воли на пути к Царствию Божию. Естественно, что не всякий способен уподобиться Богу, исполнять заповеди, но кто понимает смысл Образа, по которому создан человек. Во имя этого и необходимо возвращение к Началу, к детству человекобытия [выделение мое – А.К.], к Крещению, когда происходит восстановление Образа и прерванной связи с Абсолютной Любовью».
В стихотворении «Что осталось мне от детства?» все строфы содержат вопросы, найти ответы на которые пытается каждый человек, осознавший конечность земного бытия и вечность своей души: «Что осталось мне от детства?.. // Что осталось мне в наследство?.. // Что осталось мне на время?.. // Что осталось мне навечно?..». Видим, что в двух последних вопросах противопоставляется временное и вечное, материальное и духовное, причем к непреходящему автор причисляет «…Слово, сказанное вскользь, / И шептание молитвы, / Превратившееся в стих!». Молитва для поэта есть стих, равно как и стих – личная молитва, творящаяся ради Всевышнего, прославляющая Его. Ранее говорилось об отношении С. Ратмирова к стихам – «исповедь души» – так он определяет свое творчество.
Нередки в поэзии Сергея Ратмирова параллельные конструкции, являющиеся разновидностью неточного повтора. Данный прием, на наш взгляд, придает стихотворениям некоторую структурную упорядоченность и, тем самым, вызывает в читателе чувство завершенности и систематичности вселенной, рассмотренной в призме поэзии. Например: «Звездное небо. Одинокий луч... // Лунная ночь. Одинокий путь... // Душная тюрьма. Заглушенный вздох...». Звездной, лунной ночью герой стихотворения размышляет о своем пути, чувствует себя совершенно одиноким, уставшим и слишком земным, неспособным воспарить. Тело и привычная обстановка становятся для него душной тюрьмой, из которой, кажется, уже не найти выхода. Слова С. Ратмирова: «…Одинокий путь / С детства мне был напророчен…» вызывают в памяти строки стихотворения Б. Л. Пастернака «Гамлет»: «…Но продуман распорядок действий, / И неотвратим конец пути. / Я один, все тонет в фарисействе…». Однако в стихотворении Сергея Ратмирова читатель чувствует, что надежда еще теплится в душе человека, согретой единственным значимым воспоминанием о «милом друге», способном освободить его из капкана смертельной тоски.
В следующем стихотворении нет столь угнетающей атмосферы. Здесь снова встречаем любимый автором образ дороги: «Люблю осеннею порою / Ходить печальною дорогою в ночи... // Люблю шуршащею листвою / Пропеть свои рожденные стихи... // Люблю, обнявшись со звездою, / Стать частью этой красоты...». «Дорога в ночи»… Выше нам уже встречался данный образ, в нем прекрасно обрисована суть человеческой жизни – постоянное движение, но куда? Мы можем лишь предполагать, что увидим в конце пути. Дорога таит в себе соблазны и разочарования, может, потому автор и называет ее «печальной». Еще один распространенный образ, образ осени, напоминает читателю о пушкинских мотивах. Унылость осени, возможно, объясняется увяданием природы, а в символическом плане, пожалуй, намеком на конечность земного бытия. Но мы помним, что, по Пушкину, осень еще и «очей очарованье», буйная яркость красок воспринимается острее от осознания того, что красота эта скоромимоходяща. Человек, живя последним мгновением, стремится оставить след в вечности, он вдохновенно творит и поет «свои рожденные стихи», он чувствует себя причастным ко всему, понимает, что он – часть целого, часть непреходящей Красоты.
В другом произведении находим еще один пример употребления параллельных конструкций: «Утро. Дорога. Прочитана исповедь... // Песня. Молитва. Небесная проповедь...». В отличие от образа осенней ночной дороги, номинативные предложения из первой строки стихотворения наполняют душу надеждой и предчувствием чего-то светлого и великого. Прочитанная исповедь указывает направление пути, вторая строка стихотворения изображает состояние, к которому автор хочет привести и читателя: «Солнце восходит и радость в душе». Далее находим цепочку слов: стих – песня – молитва, словно ступени лестницы, они ведут человека вверх. Подходя к Абсолютному, он замолкает в благоговении, и «Небесная проповедь / В сердце заходит и стынет в слезе». Исповедь очищает душу, творчество и молитва возвышают ее, небесная проповедь полностью перерождает. Человеку открывается истина и глубинный смысл бытия.
Те же этапы познания видим в следующем стихотворении: «Свет дождя. Блаженная тишина!.. // Свет Любви. Непостижима она!.. // Синева. Радостный смысл Бытия!». Тишина и благоговение, непостижимость Божественной Любви, и именно в этой непостижимости понимаем смысл Бытия. Это тот самый Божественный Мрак, в котором Св. Дионисий Ареопагит видит Свет (см. «О мистическом богословии»).
В стихотворениях Сергея Ратмирова есть несколько примеров рефрена, в начале и в конце произведения повторяется либо одна строка, либо вся строфа. Уже упоминалось уподобление автором своих стихов песням, в песнях же зачастую присутствует припев, повторяющий главную, наиболее эмоционально окрашенную мысль. Например: «Свобода ходит вслед за нами, / Меняя такт привычных волн. / И звезды плещут в океане, / Терзая мыслью о былом». Здесь рефреном является вся строфа, тогда как в следующем примере повторяются такие строки: «В море бездны вышел я…», «Буду плыть я для Тебя» и «Но плывет моя ладья». В них улавливается краткий смысл всего стихотворения: в бурном житейском море человек полагает себе ориентир и цель - он «плывет» ради Бога, видя в том Его волю. Ладью бьют шторма, но она продолжает плыть, потопить ее невозможно, ибо она находится под Божьим водительством. В своем монументальном произведении «Исповедь русского путника» Сергей Ратмиров пишет: «Невзирая на ветры и штормы, на гибель некоторых гребцов, на бунт отдельной части матросов, капитан – Христос вел человечество к спасению, давая надежду и обетование, укрепляя тех, кто даже пострадал до смерти. Ибо у Бога нет смерти…»
Еще одной характерной чертой в стихах С. Ратмирова является образ душевного напряжения (что сходно с кинематографическим термином «саспенс» (англ. suspense – неопределённость, беспокойство, тревога ожидания, приостановка; от лат. suspendere – подвешивать) – состояние тревожного ожидания, беспокойства. В русском языке этот термин употребляется только применительно к кинематографу и изредка к литературе: словом «саспенс» обозначают художественный эффект, особое продолжительное тревожное состояние зрителя при просмотре кинофильма; а также набор художественных приёмов, используемых для погружения зрителя в это состояние). Читатель чувствует, словно перед ним вот-вот откроется что-то неведомое, но давно ожидаемое, назовем это предвкушением Откровения. Отсюда и такие строки: «Сентябрь. Вечер. Тоска. / Путь, совершаемый на волоске. / Он бесконечен, душа в лепестке, / Звезды в ладонях. Мольба?! / … и Тишина!». В конце таких напряженных стихотворений мы, вслед за поэтом, переживаем катарсис от того, что получили долгожданный ответ: «...После которых хочется кальдероновски заснуть… / И проснуться, / Озаряя лучами рассвет!».
В подобных стихах автор ведет нас за собой туда, где уже побывал; он хочет, чтобы читатель, доверившись ему, тоже увидел ту красоту и простоту, которая так потрясла поэта. Мы проходим весь путь, от разочарований и сомнений – до осознания сопричастности и соборного единения. Мы вникаем в смысл творения, познаем Истину, ищем в себе Любовь. К примеру: «Огоньки... Слепота!.. Суета!.. Бог и я!»; «Я шел и вовеки буду идти. Видимо, в этом – смысл Бытия! С Тобою и для Тебя!»
Поэзия С. Ратмирова – уникальное явление, она не только влияет на мысли и чувства читателей, но и направляет наши души к Свету. Поэт не довольствуется лишь изящным описанием своих чувств и открытий, он стремится подтолкнуть нас к духовному перерождению. Понятно, что в такой поэзии не может быть фальши и бессмысленной игры пустыми формами. Каждый стих – жизнь, каждая фраза эмпирически проверена, каждое слово правдиво.
Как написал о поэте Юрий Заяц: «Поэтический мир, поэтическая индивидуальность Сергея Ратмирова – это разговор со временем, с Вечным о себе, о постижении ценностей, без которых немыслим человек. Его слова наполнены не только самоценностью реального смысла, они по сути своей всегда многозначны и воспринимаются в различных ипостасях, но одно остается неизменным – они одухотворены. В основном, ориентируясь на малые жанры лирики, С. Ратмиров предельно лаконично и вместе с тем философично дает представление о системе ценностей, в которой пребывает сам, соприкасаясь с Божественным провидением. В этом смысле его стихи можно назвать духовными; это стихи человека, желающего постигнуть Бога, но до конца еще не слившегося с Ним» (литературный альманах «Взаимность. 25 лет»).
Стихи Сергея Ратмирова невесомы и хрупки благодаря изысканным образам («Жемчужной россыпью рассвета / Мне озарился Свет Любви...»), чисты и искренни, как молитва. Они требуют внимательного прочтения и не сразу откроют читателю все многообразие и глубину восхитительно искрящихся, трепетных граней, в которых отражается Путь и тонкая душа поэта. В заключение, пожелаем Сергею Ратмирову долгих лет, вдохновения и творческих успехов. Как сказал о себе поэт: «...Итак, по-прежнему в пути. / Невероятное случится».
|
| |
| |
