Ваагн | Дата: Суббота, 08.11.2014, 12:12 | Сообщение # 1 |
Лейтенант
Группа: Модераторы
Сообщений: 53
Статус: Оффлайн
|
Ваагн Карапетян
Моя бабушка – еврейка.
( Четыре истории)
История первая
1914 год. Шулаверы. Грузия.
Штукатуры - строители, из армянского села Сев Кар с хорошим настроением возвращались с заработков. Более семи месяцевпровели они в Душетском уезде соседней Грузии, хотя планировали месяц-полтора. Заказов было – хотьотбавляй.
По дороге сделали привал в городе Шулаверы, чтобы илошадям дать отдохнуть и самим по базару пройтись, отовариться. Негоже ведь при таких деньгах с пустыми хурджинами переступатьпорог дома. .
Въехали на площадь, где находился караван-сарай, расположились.Хачатур, мой дед, шестнадцатилетний крепкий парень, освободил лошадь от упряжи, по хозяйски ласково похлопал по крупу, добавил еще сена и затем подошел к отцу, попросил денег, чтобы купить себе кукурузныебиточки.
Но только собрался отойти от телег, как увидел напротив на завалинкесидящих подростков , и среди них рослая девушка, на вид лет четырнадцати . Она в упоррассматривала его. Онотвернулся, поспешно засунул пятирублевку глубоко в карман и снова посмотрел в ее сторону. Девушка, поймав его взгляд и, слегка прищурив глаза, продолжала смотреть на него. Хачатур, как завороженный, пошел в ее сторону. Он приближался к ней, нодевушка не отводила взгляда и продолжаласмотреть ему прямо в глаза. Она отличаласьособой красотой, Хачатур никогда и рядом не стоял сподобными красавицамии даже когда он подошел практически в плотную,девушка не отвела взгляда.
Хачатур нерешительно потоптался наместе и, не зная с чего начать разговор,вдруг выпалил:
- Ты выйдешь за меня замуж ?
- Да, - после небольшой паузы ответила она.
Он задал вопрос на армянском, так как другого языка и не знал,она ему на армянском и ответила.
Хачатур совсем растерялся, сунулпятерку ей в руки и помчался к телегам, к отцу.
- Пап, вон та, - он указал на неерукой, - девушка хочет за меня замуж выйти.
Отец в ответ улыбнулся: он с самогоначала заметил и следил за этой необычной дуэлью.
- Позови ее сюда, - сказал он сыну.
Хачатур бегом к ней:
- Тебя папа зовет, - радостно прокричал он.
Она покраснела, спустилась сзавалинки, вернула Хачатуру пятерку, поправила платье и послушно пошла вслед за ним.
- Чья ты будешь, доченька, кто твоиродители ?
Она замялась:
- Отца пять лет уже нет, его убили, а матьполгода тому назад пропала.
- Как тебя зовут?
- Сиран, Сирануш.
- Сирануш- джан, поедешь с нами ?
Она ничего не ответила, покраснела еще больше и низко опустила голову.
- Будешь мне дочерью, а моему сынуженой. Вы понравились друг другу , я вижу это. Ты сирота, а у меня нет дочери, наверное Богу было угодно нам встретитьтебя.
Девушка кивнула головой и, закрыв лицо руками,зарыдала.
_____
Село Сев Кар. Армения.
В селе Сев Кар оживление, наконец-то мужчины вернулисьдомой. А что творилось в доме Минаса непередать словами: ведь сын, Хачатур, ещеи невесту привез. Да еще какую ! Красавица ! А как поет – соловей да итолько.
Парандзем, мать Хачатура, не моглане нарадоваться глядя на Сиран: бойкая, жизнерадостная, не ленивая: за два дня все перемыла, перестирала. ОдеждуХачатура отдельно сложила. Наполнила весь дом музыкой и счастьем.
И свадьбу сыграли и возвращениеотметили за одним столом.
Прошло несколько месяцев. Как-торано утром Парандзем вышла во двор и услышала, как Сиран перебирая фасоль, поет, но мелодия какая-то необычная и слов неразобрать. Она прислушалось и на душепочему-то тревожно стало. Подошла к невестке:
- Сиран, это еврейская песня ?
- Да, мама.
- Ты что еврейка ? – Потухшим голосом спросилаПарандзем.
- Да, мама.
- А почему ты нам этого не говорила ?- Растерялась свекровь.
- Вы же меня не спрашивали.
- Действительно ...
Парандзем нежно обняла невестку, поцеловала ее в лоб и вернулась в дом.
Вечером, когда все легли спать ипотушили лампы Парандзем уже в постелисказала Минасу:
- Наша невестка - еврейка.
- Что !? – Подскочил как ужаленныйМинас.
- Я с нею сегодня говорила.
- Позор- то какой, - схватился заголову Минас.
- Успокойся, не ребенок ведь. Я ей завтра объясню, чтобы она помалкивала.
- Такое утаить не возможно, деньдругой и правда наружу вылезет.
Минас сел на постели и обхватил ногируками.
- Как это я недоглядел?! Ведь мог бысообразить, в ней что-то не нашенское было... Чувствовал я это, но Хачатур так на нее смотрел, да и она тоже,- усмехнулся Минас, - нет, такое неутаишь... Завтра со старейшинами селапоговорю, что посоветуют.
____________________
На утро село было взбудоражено новымизвестием. Сельчане проходя мимо домаМинаса испуганно смотрели в окна и поспешно отворачивались... Хачатур в подавленном состоянии,вышел на улицу, заметил друзей разместившихся поодаль на каменном заборе , подошел кним. Пытаясь отвлечь его от грустныхмыслей ребята стали рассказыватьХачатуру смешные житейские истории, аон, понурив голову, делал вид будтослушает, хотя мысленно был со своейСирануш. Неожиданно рыжий Матевос спросил:
- Хачатур, что теперь-то будет ?
- Не знаю... Наверное отец прогонитее, - с трудом выговорил Хачатур.
- Что же ты не догадался, что она - еврейка ? Не дурак ведь!- ухмыльнулся Шмавон.
- Я за километр их чую. В прошломгоду , когда я поехал... начал было Калантар, но его перебили.
- Хватит врать, никуда ты не ездил,у теть Машо в Лалигюхе весь месяц кантовался. Видели тебя, когда ты у них сено косил.
- Довольно болтовни, у Хачатура трагедия, а вы чепуху несете. Ведь еслидядя Минас выгонит Сиран, за Хачатура ни одна девушка больше замуж не выйдет.- заключил Спиридон.
- Как не выйдет?! - Взорвался Хачатур, - да на любую... просто пальцем укажу. И вообще в следующемгоду я отдельно от отца поеду - свою бригаду собирать буду. Осетины мне говорили... Там такой дядя Азаматбыл, он сказал: « Хачатур, ты уже вторую стену отштукатурил, а остальные по пол-стены только. В следующем году собирай свою бригаду иприезжай. Я тебя лично встречу, стол накрою.»
_____________________
У старца Срапиона, самогопочитаемого на селе, собрались старики, ждали Манвела. Без него никогда советстарейшин не начинали. Он единственный на всю округу, ктопятнадцать лет отслужил в российской армии,орденов и медалей имел не перечесть и потому пользовался особым уважением. Но вот заскрипела калитка, опираясь на тросточку прошел мимо окон Манвел и зашел в дом.
- Проходи, проходи, Манвел, тебя ждем, - разом заговорили все.
Он сел в отведенное ему место иобратился к Срапиону:
- Срапион, тебе слово.
Хозяин дома откашлялся и, как бы про себя, произнес. – Помните, когда курд Шамо укралармянку из Геташена, их настигли уАксюткина родника и тут же на местезарубили.
- К чему ты это? - Всполошился Минас.
- Просто вспомнил. Мы же не варвары.Не бери в голову, вспомнил просто, - пожал плечами Срапион, - Наверное и не надо было с этого начинать... Вот что я вам скажу, - назидательным тоном продолжил Срапион, -Хачатур еще ребенок, с ним разговаривать не о чем, а вот с Парандзем поговорить надо. Узнать, какона, довольна своей невесткой?
- Правильно, - согласилисьостальные. - Надо за ней послать.
Парандзем не заставила себя долгождать: одела чистый фартук, накинулановую шаль на плечи и поспешила к домуСрапиона.
У калитки ее встретила жена СрапионаАшхен. Она перекрестила от волненияпобледневшую женщину и показала рукой наоткрытую дверь. Парандзем вошла в комнату и затаив дыхание заняла место у стены .
- Парандзем, ты наша сестра, апотому мы хотим твое мнение знать, твое слово услышать. –После небольшой паузы обратился к ней Срапион.
- Свое мнение я никогда не скрывалаи теперь повторить могу, - свызовом заговорила Парандзем, - лучшейжены для моего сына я и желать не могу! Как невестка она простозамечательная: по дому все сама, ни к чему прикоснуться не дает, к тому же она единственная женщина в нашем селе, кто читать и писать умеет. Вон дочерей Гарегина учить начала...
Парандзем сделала паузу, подняла голову, осмотрела всех присутствующихи чуть слышно добавила, - не отнимайте у меня мою дочь, - и выйдя из комнаты прослезилась.
На некоторое время воцариласьтишина. Наконец Срапион подал голос .
- Видимо это твой крест, Минас, - вздохнул он и развел руками, -неси его до конца жизни. Теперь и на наше село станут пальцемпоказывать... Что поделаешь... Скореевсего ее нам Господь за наши грехи послал. Пускай остается в селе, в твоем доме,Минас, сирота ведь к тому же...
История вторая
1964 год. Ташир. Армения.
Тетя Гулгаз, сестра моего отца, недолюбливала мою мать и всегда при случаепыталась уколоть, съехидничать. Как- то раз возвращаюсь из школы и уже в дверях нашего дома застаю ее. Она увидев менябуркнула:
- Ты посмотри на эту поганую кровь, как она мне на нервы действует!
- Это вы о ком, тетя Гулгаз? -удивился я
- О матери твоей, о ком еще! Тыразве не знаешь, что кровь у нее поганая? Бабушка твоя Сиран, ведь еврейка, будь проклята она. Да сломались бы ноги и язык отсох у того, кто ее в наши края направил!
Мне стало больно за мать, забабушку. Я толком и не понял, что там уних с кровью, и не уверен в том, что знал, что кроется под словом «еврейка», хотя было понятно, что мать несколько отличается от остальных и отличается не в лучшую сторону. И все это из-забабушки.
Но я в это время учился то ли вчетвертом, то ли в пятом классе , так что через пару минут мне уже было не до них: я бросил портфель, наскоропроглотил пару котлет и пулей вылетел наулицу – к ребятам.
Но этот разговор запомнился мне на всю жизнь: раздражение тети, интонация, ее голос.
История третья
1973 год. Москва.
Однажды после занятий винституте я сел в полупустой трамвай,выбрал удобное место и уткнулся в книжку. Через несколько остановок краемуха услышал старческий женский голос:
- Вон какая молодежь пошла, никто неудосужится пожилому человеку место уступить.
Я машинально обернулся , и тут трамвай взорвался дружным хохотом. Смеялись молодые ребята, очевидно учащиесяПТУ. Оказалось, есть свободные места, но несколько ребят развалились на них, заняв по два места, и,задрав ноги кверху, хихикали, гогокали, во все глаза рассматривали старушку. Я замер, прижался к спинке,стараясь казаться незаметным. Что греха таить, просто испугался. На следующей остановке освободилось место в переднейчасти трамвая, но не успела пожилая женщина пройти к нему, как один из этой группы вскочил со своего места и, опередив ее, пересел в это свободное сиденье. И снова раздалсяневообразимый хохот.
Тут я понял, что эта старушка еврейка и, к моему стыду, не нашел в себе силывстать и уступить ей место. Мне было ибольно и досадно, за то, что я оказалсясвидетелем издевательства над человеком.Я закрыл книгу и уткнулся в окно. Трамвай долго стоял на светофорах, медленно полз из-за московских пробок(которых и в те годы былодостаточно) и все это время мне хотелосьпросочится сквозь стекло, исчезнуть .
На первой же остановке я вышел изтрамвая чувствуя себя оплеванным и униженным.
История четвертая
1976 год Москва.
Отец, партийный работник, приехал вМоскву на какое-то совещание. Позвонил в общежитие и попросил сообщить, что ждет меня вечером в гостинице.Его поместили в с коллегой из Польши икогда я вошел в номер они друг другу рассказывали анекдоты, от души смеялись, пребывали в хорошем настроении. Отец представил меня соседу, похвалил, мол, и студент, и умница, и вообщепослушный мальчик. Передал мне двеосновательно упакованные сетки с провизией и собрался было спуститься вниз, проводить, как поляк остановил нас и со словами: «А у меня для послушного мальчика кое-чтоесть», - стал рыться в чемодане. Достал оттуда новенькие джинсы. Предложил померить. От радости я потерял дар речи. Джинсы оказались как раз в пору.
- Всего 120 рублей, - улыбнулсяполяк и отец вытащил из внутреннегокармана пиджака кошелек отсчитал деньги.
- Носи на здоровье, - хлопнул меняпо плечу поляк.
Я, смущенный тем, что невольновынудил отца раскошелиться, уже в лифте сказал:
– О! Какой хитрый этот поляк ! Да, пап ?
- Какой он поляк, - процедил сквозьзубы отец, - еврей он, - и, с брезгливой интонацией добавил : - еврей.
Мы вышли из гостиницы, на автобуснойостановке я, все еще находясь под впечатлением реакции отца, спросил:
- Пап, а наша бабушка Сиран, тоже была еврейкой?
Его буквально передернуло:
- В нашем доме не приветствуются разговоры на эту тему. Запомни это. И кем она была тоже не ясно, документов-тонет. Одни слова. На этом все. Эту темузакрыли.
Уже из Еревана, отец позвонил мне в общежитие. Постучала в комнатудежурная:
- Давай скорее на вахту, родители соскучились.
Отец, как на партийном собрании отчеканил:
- Я хочу напомнить о нашем разговорена остановке, это очень серьезно, более чем серьезно – помни это, – и бросил трубку.
Я, потрясенный столь короткимзвонком, не отдавая себе отчета, стал впол-голоса цитировать, строчки из, считавшегося антисоветским, стихотворения Бориса Слуцкого.
Евреихлеба не сеют, Евреи в лавках торгуют, Евреи раньше лысеют, Евреи больше воруют.
Евреи - люди лихие, Они солдаты плохие: Иван воюет в окопе, Абрам торгует в рабкопе.
Я все это слышал с детства, Скоро совсем постарею, Но все никуда не деться О ткрика: "Евреи, евреи!"
Не торговавши ни разу, Не воровавши ни разу, Ношу в себе, как заразу, Проклятую эту расу.
С последней строчкой стихотворения уменя на глазах проступили слезы.
Мой девиз "Большая часть жизни прожита, но лучшая часть еще впереди !"
|
|
| |