| gesl | Дата: Воскресенье, 31.03.2013, 14:07 | Сообщение # 1 |
|
Генерал-лейтенант
Группа: Модераторы
Сообщений: 320
Статус: Оффлайн
| Ровно четверть века назад.
В огромном конференц-зале Международного центра торговли в Москве, где проводилась
Высшая лига чемпионата СССР по шахматам, истинные специалисты –
титулованные мастера и тренеры - располагались не в партере, а
предпочитали, пользуясь терминологией, принятой в старых императорских
театрах, - места за креслами, или, проще говоря, прислонившись к
дальней стене зала. Трудно сказать, что превалировало в таком странном выборе места для обсуждения событий,
происходивших на игровых досках - определенный снобизм шахматной элиты,
не желавшей смешиваться с “простыми смертными”, или опасение, что
чересчур категоричные оценки и реплики коллег по цеху, могут стать
помехой для участников грандиозного действа, вершившегося на сцене. А
спектакль был поистине звездный. Два вечных соперника 80-х годов
прошлого века – два шахматных короля Гарри Каспаров и Анатолий Карпов –
вели отчаянный бой за весьма почетное в те годы звание чемпиона
Советского Союза. Да и остальные действующие лица не просто “играли
свиту”. Достаточно назвать еще одного чемпиона мира – легендарного
Василия Васильевича Смыслова, который вместе с Давидом Ионовичем
Бронштейном выиграл такой же турнир почти за сорок лет до описываемых
событий, а точнее в далеком уже 1949 году, когда никто из
гроссмейстеров, представлявших на первенстве среднее поколение, –
Александр Белявский, Виктор Гавриков, Василий Иванчук, Валерий Салов,
Вячеслав Эйнгорн, Ян Эльвест, Леонид Юдасин, Артур Юсупов, - еще и не
родился.
Антураж Хаммеровского центра, нарочито помпезная и ,в то же время, прекрасная организация турнира и даже неоднократное посещение
престижного спортивного события могущественным идеологом КПСС Егором
Лигачевым в сопровождении спортивных чиновников высшего ранга - все
соответствовало уровню официальных мероприятий, характерных для периода
заката великих империй.
Во время седьмого тура, когда напряжение в большинстве поединков достигло апогея, проходя мимо авторитетного
консилиума, ставившего диагнозы одновременно на нескольких досках, я
случайно услышал реплику, брошенную одним известным мастером и шахматным
журналистом: « Удивительно! Так сейчас уже никто не играет. Как ему
удается на ровном месте отдать материал, а потом продолжать игру, как ни
в чем не бывало!”
Я невольно остановился и понял, что речь идет о моем подопечном на этом чемпионате - Александре Халифмане, который,
получив трудную позицию против гроссмейстера Владимира Маланюка,
неожиданно оставил под боем своего коня, и сделал скромный и явно
непредвиденный соперником ход пешкой. Опытный противник ничтоже
сумняшеся, забрал легко доставшуюся добычу, но, через несколько ходов
выяснилось, что ненадежное положение его короля позволяет рассчитывать
лишь на ничейный исход сражения. Вскоре партия завершилась мирным
соглашением. На другой день прекрасный аналитик московский мастер , а
ныне представляющий Польшу известный гроссмейстер Михаил Красенков
доказал, что белым не следовало принимать в дар “троянского” коня. В
этом случае у них имелся далеко не очевидный, очень элегантный или, как
говорят шахматисты, этюдный путь к победе. Но найден то он был в
кабинетной тиши, а не в пылу нервной борьбы за доской!
Кто- то может сказать, что черным просто повезло. Но это не совсем так. Случайно
услышанная мной в зале оценка стала отправной точкой для размышлений о
весьма своеобразном стиле игры, характерном для молодого Халифмана.
Начиная рассказ о талантливом самобытном писателе, музыканте или
шахматисте, то – есть, любом Художнике с большой буквы, невольно
настраиваешься на высокую ноту, заданную тем видом искусства, которому
они служат. Конечно, произведение, создаваемое творцом, не является
простой проекцией его характера, его взглядов и переживаний, наконец,
его жизни. И все же…
Этот непростой вопрос ставил перед собой и Владимир Набоков в своем первом англоязычном романе “Истинная жизнь
Себастьяна Найта” : “ А нужно ли вообще пытаться реконструировать Мир
писателя, его жизнь? – спросят иные.- Разве может это помочь нам понять
его произведение? И наоборот, разве расскажут нам произведения о его
жизни»
|
| |
| |
