| gesl | Дата: Воскресенье, 11.12.2011, 13:49 | Сообщение # 1 |
|
Генерал-лейтенант
Группа: Модераторы
Сообщений: 320
Статус: Оффлайн
| Старый Семен
НЕМНОГО О ШАХМАТАХ
Счастливое детство
В детстве я занимался шахматами в одном из московских Домов пионеров. Кружок вел замечательный и милейший человек, И.Д. Березин. Кроме кружка у Иосифа Давидовича были и другие шахматные занятия – играл сам, судил, по-моему, входил в какие-то федерации, заседал и т.д. Кроме того, он сотрудничал с гроссмейстером А.Лилиенталем. Дело в том, что Лилиенталь вел в «Комсомольской правде» шахматный отдел. При этом Андрэ Арнольдович, хотя и долго жил в Союзе, довольно плохо говорил по-русски. И писал за него Иосиф Давидович – то есть Лилиенталь говорил, что он бы хотел сказать, а И.Д. писал. Они были дружны, и Лилиенталь неоднократно приезжал к нам в Дом пионеров, давал сеансы, рассказывал о своей жизни, о Ласкере, Капабланке, Алехине – короче говоря, он играл со всеми чемпионами мира, кроме Стейница.
Когда в 1963 году в Театре Эстрады играли Ботвинник и Петросян, Березин нас, кружковцев, провел на матч. А меня и моего друга Витю – аж в пресс-бюро!
И вот мы сидим в этой комнате, окруженные богами: Таль, Котов, Флор, Лилиенталь – были, наверное, и другие гроссы, но не запечатлелись в памяти – сидим и блаженствуем, и ловим каждое их слово, каждый жест.
И вдруг Лилиенталь зовет Витю: «Витя, подойди, я тебе кое-что на ушко скажу!» И Витя подходит. И Лилиенталь ему говорит что-то на ухо. И я, изнывая от зависти, спрашиваю: «Витя, что он тебе сказал?» И Витя гордо отвечает: «Он сказал, чтобы я постриг ногти!»
Счастливая юность
В шестьдесят девятом году я подрабатывал демонстратором на чемпионате СССР. Конечно, подрабатывал – это громко сказано. Помню, как я стоял в очереди в кассу Госкомспорта. Очередь была длинная. Составляли ее наши олимпийцы, получавшие призовые за Мехико, по нескольку тысяч рублей. Посредине очереди болтались инородные элементы – я и мне подобные любители шахмат. Сумма была несоразмерной моему гигантскому труду – девятнадцать рублей сорок копеек. На нее мы с приятелями хорошо посидели целый вечер, и деньги еще остались.
Чемпионат был отборочным к межзональному – играли все, за исключением Корчного и свежеиспеченного чемпиона мира Спасского. Да и тот иногда приходил в комнату за сценой, где собирались участники. И всех их можно было наблюдать вблизи, причем за любимой работой. Многое сейчас вспоминается.
Помню Александра Зайцева, милейшего человека, блестяще сыгравшего в предыдущем чемпионате в Алма-Ате, достойно боровшегося в матче с Полугаевским – и провалившего этот чемпионат. Жить ему оставалось год.
Помню старика Жуховицкого (он был моложе меня, нынешнего), набравшего в этом сильнейшем по составу турнире пятьдесят процентов. Таля и Петросяна, играющих за сценой блиц. Либерзона, упорно игравшего черными сицилианскую с ранним Фb6. Знаменитую партию Тайманова с Лутиковым из последнего тура.
Помню поразившую меня идею Таля в партии со Штейном (а может, это была теория, не знаю).
В этой позиции он побил ладьей на d6 и на g6-g5 сыграл Лg6.
Помню, как возмущался публикой Петросян, когда Васюков просрочил время в партии с Талем, имея лишнюю фигуру, и зал, болевший за Таля, зааплодировал.
Помню, как тот же Васюков при доигрывании партии с Гуфельдом получил ничейный эндшпиль «король с пешкой против короля» – и играл его до пата.
Помню всегда спокойного Смыслова и всегда нервного Полугаевского. Помню трагический для Таля день доигрывания, когда он, проиграв, казалось, лучшую позицию Фурману, потерял последние шансы на выход в межзональный.
Помню блестящую статью (кажется, в «64») знаменитого драматурга Леонида Зорина, сидевшего каждый вечер в зале и страстно болевшего за Тайманова.
И, самое главное, я помню всегда заполненный зал ЦДКЖ. Возможно ли такое сегодня? И что шахматы с тех пор приобрели, и что потеряли?
Леонид Зорин, Евгений Гик, Марк Тайманов
Как я не стал мастером
Был у меня хороший знакомый, растущий мастер N. Мы часто общались, анализировали.
Он мне все время говорил: «Пора тебе мастером становиться!» Я гордо кивал: да, дескать, пора, давно пора!
А надо сказать, был N не москвич, приезжий. Учился в институте, снимал комнату.
Как-то он мне звонит:
– Помоги вещи перетащить, переезжаю в другую комнату.
Договорились встретиться у метро. Встретились. Он говорит:
– Только у меня просьба. Никому не рассказывай, что ты у меня видел.
– Хорошо, не волнуйся.
Много лет прошло, думаю, можно рассказать. Приходим к нему домой. Такого я, действительно, не мог себе и представить. Вся комната завалена шахматными книгами, журналами. На стене демонстрационная доска (если кто помнит, рижского производства). Вторая доска (без фигур) висит на потолке над кроватью.
Я молчу. Думаю: «Вот фанатик!» А он говорит:
– Я не какой-нибудь Балашов, чтобы по четырнадцать часов в сутки работать над шахматами! Я лучше позанимаюсь восемь часов, но продуктивно!
Тут я и понял, что мастером мне не стать никогда.
С тех пор прошло много лет. Мастер N добился заметных успехов. Выиграл несколько международных турниров. Играл в первой лиге чемпионата СССР. Стал гроссмейстером. Но до уровня Балашова так и не добрался.
Как я не стал гроссмейстером
Дело было почти сорок лет назад. Поймал меня комсорг и говорит:
– Слушай, у нас есть подшефный ЖЭК. И там есть одна старушка, она шахматный кружок ведет. А ты у нас шахматист, перворазрядник. В общем, поезжай туда, дашь детям сеанс одновременной игры.
Я говорю:
– Если там кружок, то, может, там и перворазрядники есть. Как же я им сеанс буду давать?
– Да нет, – отвечает комсорг, – она и сама-то в шахматы играть не умеет. А тем более дети.
Короче говоря, поехал. Прихожу, действительно, очень симпатичная старушка, видно, что детей очень любит. Дети, кстати, уже собрались, сидят – нарядные, в белых рубашках и с октябрятскими значками. За ними мамы маячат. Она меня спрашивает:
– Как вас представить?
– У меня первый разряд.
– Ну я скажу, что вы гроссмейстер!
– Да что вы, гроссмейстеров все по фамилиям знают! (Да, действительно, в то время так и было.) Уж если вам так хочется, скажите, что я кандидат в мастера.
– Ну хорошо, договорились.
И выходит она в круг и громким голосом объявляет:
– Дети, к нам приехал международный мастер такой-то, – и называет мою фамилию.
В общем, когда все закончилось, уходя уже, обогнал я плачущего малыша с мамой. Мама его утешала – не кому-нибудь проиграл, а международному мастеру!
Из истории Центрального Шахматного Клуба
Все Аристотель врет – табак есть божество,
Ему готовится повсюду торжество!
Батюшков, кажется.
Грозный директор ЦШК и всех советских шахмат В.Д.Батуринский был заядлым курильщиком. По Центральному Шахматному клубу он ходил только с зажженной сигаретой в зубах. Другим, однако, курить категорически воспрещалось. Батуринский кричал: «Кого увижу с сигаретой, лишу права играть в шахматы на территории СССР!»
Однажды в выходной день в ЦШК приехали австрийцы – человек тридцать. Были они любителями шахмат из города Зальцбурга. Попросили организовать им матч с московскими любителями. Работники клуба мобилизовали всех, кто пришел в этот день в клуб – и матч начался.
Играть всех посадили в Большом зале ЦШК. Курящие австрийцы немедленно достали сигареты. Глядя на это раздолье, закурили и наши. Зал был весь в клубах табачного дыма.
Я наблюдал эту вольницу из холла перед Большим залом. И тут появляется Батуринский – с сигаретой во рту и в окружении свиты. И смотрит на этот разврат. Затем из зала выходит юноша в свитере и джинсах. В руке – незажженная сигарета. Не говоря ни слова, он подходит к Батуринскому, вынимает у него изо рта сигарету, прикуривает, вставляет ее обратно в вельможный рот и уходит в зал. Возникла немая сцена из «Ревизора». Батуринский хватает ртом воздух. Я, честно говоря, испугался. Сложения он был апоплексического.
Совладав с собой, Батуринский просипел: «Наш или австрияк?» Кто-то из свиты успокоил босса: «Да австрияк, Виктор Давидович, австрияк, не волнуйтесь, наш бы не позволил себе!»
Так благополучно все и закончилось.
Был в этом матче, кстати, еще один интересный эпизод. Перед тем, как судья пустил часы, капитан австрийской команды произнес краткую приветственную речь, после чего вручил противникам вымпел и большую деревянную шкатулку, в которой было уж не помню что, кажется, среди прочего, сигары и бутылка вина.
Поскольку команда ЦШК была собрана наспех, то никакого капитана у наших не было, и все эти невиданные в то время блага были вручены игравшему на первой доске кандидату в мастера Л. Он, по-моему, до сих пор играет в ветеранских турнирах.
Все попытки клубных работников отобрать у Л. не то что шкатулку, а даже и вымпел, он решительно пресек:
– Да пошли вы на ...! Мне дали – значит мое!
И это был, насколько я понимаю, самый большой успех в его длинной шахматной биографии.
Был у меня знакомый, Володя С., мы в соседних домах жили, встречались на улице иногда, болтали.
Он окончил ГЦОЛИФК, шахматную специализацию, и работал в ЦШК. Начальником у него был Батуринский. Однажды они из-за чего-то сильно повздорили, и Батуринский ему говорит:
– Мы с вами вместе работать больше не сможем, делайте выводы.
На что Володя ему ответил:
– Ну, я лично увольняться не собираюсь, а как вы – сами решайте.
После этого, понятно, скандал разгорелся еще сильнее.
Но Володя выводы все же сделал и на следующий день принес на работу большое фото Буденного в рамке и с дарственной надписью: «Дорогому Володе на добрую память от Семена Михайловича», поставил у себя на столе.
И конфликт как-то затих.
Илья Лазаревич Иткин
Москвичи постарше помнят, что известный ныне шахматный клуб на Якиманке был создан и укрепился фактически благодаря одному человеку – Илье Лазаревичу Иткину. Был он, как ни удивительно, отставной офицер. Удивительно потому, что ничего военного не было ни в его облике, ни в манерах. Интеллигентен он был до мозга костей, фантастически добр и как-то очень по-милому бестолков.
Клуб был его любимым детищем. Сейчас, вспоминая то время, я даже не представляю, как удалось этому мягчайшему человеку выбить из районных властей все необходимые решения, согласования, разрешения, добиться финансирования и т.д. и т.п.
Каждый добытый рубль, пошедший на ремонт этого полуподвала, покупку шахмат, инвентаря и прочего наполнял его сердце гордостью. А как любил он всех посетителей – и мастеров, и простых любителей шахмат, как старался, чтобы им было хорошо и уютно!
Кроме клуба, было у него еще два увлечения – фотография и поэт Евтушенко. Фотографировал он увлеченно, хотя и плохо, фотографии вывешивал в клубе, всех водил по клубу и показывал свои «выставки». Поэт был его кумиром, он мог говорить о нем часами. Вспоминаю такой случай. Однажды, зайдя с девушкой в кафетерий, мы встретили там Илью Лазаревича. Взяли кофе с пирожными, и И.Л., будучи вдохновленным присутствием дамы, стал нам рассказывать историю браков и разводов поэта – от Беллы Ахмадулиной до последней (во всяком случае, на тот момент) жены Маши.
Рассказывал он долго и подробно, прерывать его было бы преступлением, Илья Лазаревич весь лучился добротой и радостью. Наконец, рассказ подошел к финалу.
– Но это, друзья мои, – сказал он, – только жены, а так... – тут он немного замялся, – несть числа. Но мы ему все прощаем, – глаза Ильи Лазаревича увлажнились, а голос задрожал от восторга, – за то божественное наслаждение, которое он нам доставляет своими произведениями!
Помню, что Илья Лазаревич даже устроил в клубе фотовыставку «Тридцать лет творческой деятельности Евтушенко». Мэтр пришел, осмотрел. Илья Лазаревич запечатлел это эпохальное событие. На стендах появились новые фотографии.
Однажды, кто-то, уж не помню кто, решил его подразнить и показал эпиграмму Гафта на Евтушенко – довольно злую. Бедный Илья Лазаревич невероятно расстроился. Но на следующий вечер он пришел в клуб бодрый и подтянутый – за ночь был сочинен ответ клеветнику в стихах же. Смысл длинного стихотворения был в том, что Евтушенко – слон, а Гафт – моська, злобно на него лающая. Но вот что волновало Илью Лазаревича – а вдруг эпиграмму написал не Гафт? А он ни за что обидит человека? По зрелом размышлении ответ был назван «Гафту, если это он написал ту эпиграмму».
…Ильи Лазаревича давно уже нет на белом свете. Надеюсь, что не я один его помню и люблю.
http://www.chesspro.ru/
|
| |
| |
