| hendus | Дата: Суббота, 09.08.2014, 19:42 | Сообщение # 1 |
|
Генерал-майор
Группа: Модераторы
Сообщений: 302
Статус: Оффлайн
| Дорогие друзья!
Я надолго исчезла со страниц "Читального зала", но у меня была на это важная причина: вначале много работы, потому отпуск, визиты и т. п. Все вы понимаете, что причин можно найти массу! Но теперь, наконец-то, я закончила работу над моим романом, отрывок из которого хочу предложить вашему вниманию.
Роман называется "Музей Совести". Это роман-детектив, роман-мистерия, роман-фантазия в одной книге. Но такая ли уж фантазия – жить в ладу с собственной совестью?
События в книге начинаются с трагедиии в семье шестилетнего мальчика Антона Глебова, жителя Санкт-Петербурга. Неожиданно погибают в аварии его родители, а через несколько лет убивают последнего ему близкого человека – бабушку Алину. После испытаний в детском доме и полной страхов и приключений жизни в Эрмитаже он оказывается в коммунальной квартире с бывшим преподавателем живописи...
Талантливый юноша растет, развивает свои художественные задатки, пока однажды не понимает, что его гений может отражать совесть нарисованного персонажа. Богатые клиенты довольны красивыми портретами, но недовольны тем, что видят, в них, как в зеркале, свои прошлые грехи. Незавидные поступки тянут из прошлого свои обагренные кровью руки и героям написанных портретов приходится закрывать глаза и зажимать уши от криков собственной Совести.
Легко ли жить с проснувшейся Совестью? Можно ли ее опять загнать в небытие? Ответы на эти вопросы каждый найдет для себя в этой интригующей своим правдивым вымыслом книге...
Mundus vult decipi, ergo decipiatur.
Die Welt will betrogen sein, also soll sie betrogen werden.
Мир хочет быть обманутым, поэтому он будет обманут.
Пролог
Факт состоит в том, что жизнь – это сплошная цепь неожиданностей. Непонятых нелепостей. Странных откровений. Равновесие чёрного и белого с вкраплениями серого. Гармония добра и зла. Отречение и принятие. Разрушение и созидание. Любовь и ненависть. Жизнь – миг в парадоксальном вертеле Вселенной. Мой миг ещё продолжается. И, надеюсь, продолжится и дальше, когда я исчезну из него, растворившись в вечности. Dum spiro spero. Пока живу – надеюсь.
Глава 1 Начало
Кто пожелает своему единственному чаду нелюбви?
Несчастий, гонений и лишений?
Горя и неудач?
Есть ли такие на свете?
Уверен в одном – ни в коем случае не родители из интеллигентной семьи, где порядочность и открытость настояны не на аристократических, порой спорных, генеалогиях, а выросли из трудолюбия, честности и прилежания.
Мои родители были именно таковыми и желали мне, вихрастому Антону Глебову, тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения, их единственному ребёнку, только хорошего и доброго. Они не знали своей трагической судьбы, которая плачущим эхом отозвалась на моей дальнейшей жизни. Мои родители, молодые и красивые, не ожидали, что в один из тёплых дней начинающейся осени выедет им навстречу большая машина, за рулём которой окажется горластый, полукриминальный и пьяненький паренёк, не знающий толком правил дорожного движения. Видимо, по причине своего полупьяного состояния он и остался жив при лобовом столкновении его новенького японского джипа с нашей старенькой «Ладой». Моим родителям повезло намного меньше. Вернее, трагически не повезло. То ли потому, что они были абсолютно трезвы, то ли потому, что всегда соблюдали правила движения и правила жизни. Трудно сказать. Но свершилась большая несправедливость и они погибли. Оба и сразу.
Новость нам, семье Глебовых, сообщили по телефону из милиции. Даже не удосужившись послать в семью трагически погибших людей хотя бы участкового милиционера. Казённым голосом сообщили о факте аварии на дороге и попросили приехать на опознание. Слово я услышал, но так и не понял, что же оно означает. Маленький, я стоял рядом с бабушкой и не понимал, почему она заплакала и стала суетливо куда-то собираться одна, без меня. Ни в коем случае я не хотел оставаться дома один, потому что испугался и незнакомого слова, и непонятных слёз бабушки. Но спорить ребёнку со взрослыми невозможно – всё равно они настоят на своём. Бабушка Алина, мама моего папы, оставила меня на попечение соседей и куда-то уехала, накрыв голову чёрным платком.
Со следующего дня только бабушка стала отводить меня в садик и забирать оттуда, потому что мама и папа враз исчезли из моей жизни. Не предупредили, не объяснили, не сказали ни слова. Просто исчезли. Как-будто их и не было в моей жизни. Пропали навсегда из жизни маленького мальчика, их сына. А через неделю мы с бабушкой Алиной ехали в кабине небольшого грузовичка на кладбище. В этот день я узнал, что у меня больше нет ни папы, ни мамы и мы едем их хоронить. Вместе. В одной могиле.
Мы долго ехали к печальному месту, а когда машина остановилась, к ней подошли трое мужчин. Они сгрузили два гроба, стоящих в кузове и поставили на четыре прихваченных с собой табуретки. Бабушка подвела меня сначала к маме, потом к папе. Она не разрешила мне обнять и поцеловать их, потому что увидела, как сильно я испугался, глядя на их жёлтые, холодные лица. Отвернувшись от страшно-неподвижных, ставшими мне чужими, людей, лежащих в деревянных ящиках, я уткнулся в бабушкину юбку и заплакал.
Два гроба заколотили и поставили один на другой. Вначале опустили в чёрную яму с мокрыми осыпающимися краями гроб с папой. На него поставили мамин. Мы стояли с бабушкой одиноким деревом, тесно, в один ствол, прижавшись друг к другу. «Мама легче, поэтому ей место наверху, а вдвоём в одной могиле хоронить – дешевле», – объяснила мне тихонько бабушка. Тогда мне казалось, что моим родителям будет хорошо лежать вдвоём, рядышком. По своему малолетству я не понимал, что значит – дешевле. Не понимал, что значит – смерть.
Так мы остались с бабушкой Алиной одни в нашей большой четырёхкомнатной квартире в самом центре города Петербурга. И в самом начале моего родного Невского проспекта. Впрочем, это раньше квартира принадлежала нашей семье, а теперь из неё нашими были только две комнаты. Одна – для мамы с папой, одна – для нас с бабушкой. Две другие комнаты были заняты чужими нам людьми, соседями. Они менялись, разъезжались, съезжались, женились, разводились, мелькали перед глазами, но мне в то время не мешали. По причине моего малолетства. Родители погибли, когда мне исполнилось шесть лет. Они ехали домой с радостной новостью: папе предложили хорошую работу. Новость оказалась запоздалой и работу папа так и не получил. Смерть в виде полупьяного паренька-водителя опередила радостное событие.
Сломала налаженный ритм жизни.
Покорёжила два оставшихся жить поколения одной семьи.
Пригнула головы.
Подогнула колени.
Насколько могу сейчас вспомнить, жили мы с бабушкой последующие за трагедией несколько лет очень дружно. Любили друг друга, как могут любить друг друга родственники, оставшиеся из всей семьи только числом два. Кроме нас, у нас никого больше не было. Она, я и ещё могилы моих родителей и деда Николая, мужа бабушки Алины, которого я совсем не знал. Делить, кроме небольших радостей и сопутствующих любую жизнь огорчений, у нас с бабушкой было нечего. Только нашу любовь и воспоминания об ушедших от нас любимых людях.
Бабушка моя, очень добрая и ласковая женщина, закончила в своё время художественное училище и работала в средней школе учителем рисования. По выходным или после работы давала частные уроки. Подрабатывала. Когда повезёт. Везло ей не часто и у неё оставалось достаточно времени, чтобы давать уроки рисования мне, её единственному и любимому внуку. Больше она ничего и не умела. Она могла только рисовать и любить людей, моя добрая бабушка.
Поставив меня на скамеечку перед мольбертом с мелком, карандашом или кистью и дав очередное задание, Алина часто повторяла в разных, впрочем, вариациях:
– Я очень рада, что сегодня мне никуда не нужно спешить и я могу хоть часок позаниматься с тобой. Хотя ты самый мой талантливый ученик, я могу научить тебя только азам великого чуда рисования. Но ведь без знания алфавита не становятся писателями. Сначала нужно выучить буквы, затем научиться складывать их в слова. Необходимо почувствовать, прочувствовать и полюбить напевы родной речи. Только после этого можно начинать писать самому. Но не раньше. Так и в рисовании. Нужно научиться правильно держать в руке карандаш. Кисть. Почувствовать их твёрдость или мягкость. Научиться понимать и ощущать всю цветовую гамму. Смешивать краски, доводя до нужного тебе цвета. Не только видеть, но и осязать предмет, который рисуешь. Когда-нибудь ты станешь очень большим и известным художником. Тобой буду гордиться не только я, но и вся наша маленькая семья. А пока ты только идёшь к своему успеху, нарисуй, пожалуйста, эту вазу. Она очень старинная и досталась нам от родителей твоего деда Николая Александровича. Если ты будешь думать о том, что почти сто лет назад в ней стояли цветы, тебе это поможет передать в рисунке дух того времени. И если ты соединишь возникшее чувство с собой, сегодняшним, у тебя на бумаге отразится не ваза, а шедевр. Попробуй. Это очень важно – научиться соединять в одном рисунке прошлое и настоящее того предмета или человека, что ты видишь перед собой. Только тогда ты сможешь положить на бумагу или на холст внутреннюю суть изображаемого предмета, его душу. И к тебе придет величие Рафаэля, известность Брюллова, окрылённость Ван Гога. Я люблю тебя, мой Антоша, а теперь давай работать.
Я очень любил рассказы моей бабушки. Она говорила совсем не так серо и буднично, как говорили учителя в школе, соседи на общей кухне, родители моих приятелей. Её речь была необычной, интересной, лёгкой и совершенно сказочной. Она всегда знала, чего мне хочется, и у меня от неё не было секретов. Как и у неё от меня. Бабушка никогда ни на кого не бранилась, а если её кто-то обижал, надолго задумывалась, сидя у окна и тихонько плакала, думая, что я не вижу её слёз. Мне хотелось пожалеть её, успокоить, наказать обидчика, ведь я остался единственным мужчиной в нашей семье, но мне этого не позволялось.
– Антоша, – сказала мне однажды бабушка, вытирая слёзы, когда я подошёл к ней и обнял, прижимаясь к тёплому боку, – всё в порядке, родной. Сядь и послушай, что я тебе скажу.
Она аккуратно посадила меня напротив на мягкий стул с вытершейся оббивкой, промокнула уголки глаз кружевным стареньким платочком, спрятала его в карман вязаной домашней кофты и внимательно посмотрела на меня.
– Видишь ли, мой родной, мы живём в непростое время. Сейчас там, – она неопределённо махнула рукой в сторону окна, – неспокойно, тревожно. А когда в стране неспокойно, то и у человека душа переполнена тревогами, волнениями и страхами. Страх живёт в каждом из нас, мы рождаемся с этим чувством. Но когда оно заполняет всё внутреннее пространство, то человек волей-неволей становится агрессивным, пытаясь этим интуитивно освободиться от мешающего чувства. Человек закутывается в облако ненависти и боится выйти из этого кокона, думая, что там ему лучше и безопаснее. Думая, что оттуда, изнутри, он сможет выдавить из себя то, что ему так мешает. Это большое заблуждение, но он и не догадывается об этом. И чем дольше человек остаётся наедине со своими страхами и волнениями, тем меньше у него остаётся сил на нормальную жизнь – вся энергия и внимание растрачиваются на сохранение этого кокона ненависти. На сохранение себя в этом невидимом, но жёстком и жестоком облаке...
Мне, ребёнку, непросто было понять эти слова. К тому времени я уже знал из уроков биологии, что такое кокон и как он образуется. Но каким образом может в него закутаться взрослый человек, мне было абсолютно не ясно. А откровение, что этот самый кокон может состоять из ненависти, которую и потрогать-то нельзя, звучало для меня и вовсе загадкой. И потом, я никогда не слышал, чтобы человек мог оказаться в облаке. Ведь только ангелы летают в небесах и закутываются в облака, но мы-то живём на Земле. Как же так? Непонятно, загадочно и странно. Но, несмотря на возникающие вопросы, я набирался терпения и продолжал внимательно слушать, не перебивая и надеясь, что дальше всё станет понятней.
– Ты, наверное, думаешь, что у взрослых жизнь намного проще, чем у вас, детей? – ласково потрепала бабушка своей мягкой ладонью мои торчащие во все стороны вихры, которые мне самому очень нравились. Ответа она от меня не ждала, поэтому продолжала говорить, не останавливаясь на бесполезное ожидание. – Любой возраст тем и хорош, что в каждом есть свой уровень отношения с жизнью и понимания её. С каждым годом, каждым днём человек становится мудрее и каждый раз пересматривает свой жизненный багаж: что и дальше нести с собой, а что можно и отбросить, как ненужную вещь. Но, даже став совсем взрослыми, не каждый из нас понимает, что чем меньше тревог у нас внутри, чем меньше конфликтов, проблем, недовольства окружающей жизнью сопровождают нас, тем проще и радостней наше существование на Земле. Чем лучше мы сможем научиться разбираться со своим внутренним миром, тем больше порядка будет у нас в обычной жизни. Тебе ведь тоже проще найти нужную тетрадку, когда у тебя порядок на письменном столе. Именно поэтому мы и делаем с тобой уборки каждую неделю. Нужно держать в порядке не только то, что тебя окружает, но и обязательно своё внутреннее состояние. Наблюдать и держать в чистоте душу.
Бабушка смотрела на меня и ждала то ли моих ответов, то ли вопросов. Мне хотелось спросить, что такое «жизненный багаж», что такое «уровень понимания жизни», где живёт у нас душа, как её держать в чистоте и что может быть общего у ней с моим письменным столом. Вместо этого из меня неожиданно выпало:
– А почему ты плакала? Кто тебя обидел?
Помолчав несколько секунд, бабушка достала опять свой кружевной платочек, быстро провела по глазам, спрятала обратно в карман и взяла мои руки в свои. Посмотрев мне прямо в глаза, она сказала:
– Меня невозможно обидеть, Антоша, потому что я ни на кого никогда не обижаюсь. А плакала я от того, что мне в последнее время перестала нравиться обстановка в нашей большой квартире. Я чувствую себя сейчас не достаточно сильной, чтобы защитить нас с тобой от внешних проблем. Мне совсем перестали нравиться наши соседи и то, что Рашид, с которым мы живём уже давно на одной кухне, последнее время нехорошо высказывается в наш адрес. Всё это очень мелко и неприятно, но ты не переживай, я попробую этот конфликт уладить. У меня есть ты, а вдвоём мы сильные.
– Это я, как мужчина, должен тебя защищать! – расхрабрился я, сидя на мягком протёртом стуле. Свет от зажжённой настольной лампы падал сбоку и приятно пригревал правую руку от плеча до пояса.
– Ну что ты, родной, тебе придётся немного подрасти, чтобы стать настоящим мужчиной, – опять поерошила мои волосы бабушка. – Когда чуть подрастёшь, тогда и станешь защищать нас обоих. А пока я попробую сделать это сама. Твоё дело – вырасти и получить профессию. Вот закончишь школу, я поведу тебя в художественное училище, где сама училась. А может быть, ты захочешь поступить в академический институт. Или в художественно-промышленную Академию. Кто знает. Время всё расставит по своим местам. А пока расти, мой мальчик, подрастай.
Незадолго до моего тринадцатого дня рождения я попросил бабушку рассказать мне побольше о моих родителях и о деде Николае. В школе нам дали задание написать сочинение «Моя семья» и я растерялся, совсем не зная, что же мне писать. У всех были мамы, папы, братья, сёстры, тёти, дяди и прочие близкие и дальние родственники. У меня же никого из них не было. Мама и папа погибли, оставив после себя единственного ребёнка без братьев и сестёр. У меня оказалась одна только бабушка на бесконечный окружающий мир. Но на целое сочинение она, самая добрая и любимая, никак не тянула. Так думал я тогда, констатируя печальный факт моей безрадостной и безродственной жизни. И не догадывался, что это наш последний, самый долгий и откровенный разговор.
– Конечно, я расскажу тебе о нашей семье, но ты мне должен обещать, что выберешь из моего рассказа только самое главное для своей классной работы. Нехорошо лгать и писать неправду, но и слишком открываться другим людям тоже не следует. Не все они хорошие и добрые, честные и открытые, как мы с тобой. А обманную сущность людей распознать не так просто, как кажется, – в голосе бабушки слышались непонятные мне усталость и грусть. Только сейчас стали мне заметны её глубокие морщинки возле глаз, делающие их враз из весёлых печальными. – Сама я не коренная петербуржка. Мои родители родом с Зауралья, с Курганской области, и фамилия у них самая что ни на есть сибирская – Черных. У отца полдеревни ходили в наёмных работниках и все были довольны, что у них есть работа и кусок хлеба. Когда к нам в посёлок пришли коммунисты, наша семья бежала в Карелию, чтобы там спастись от расстрела. Это время я сама не помню, потому что была совсем маленькой, но мне позднее рассказала обо всём моя мама. Ещё будучи ребёнком, я любила рисовать и перед самой войной, едва мне исполнилось семнадцать, приехала в Ленинград и поступила в художественное училище. С твоим дедушкой, Николаем Александровичем, мы познакомились там же, в училище. Он, как молодой специалист, преподавал нам, студентам, живопись. Ты, наверное, меня не поймёшь, но это была любовь с первого взгляда. Так очень часто бывает между молодыми людьми, и у тебя это наверняка тоже будет, когда ты немного подрастёшь. Так случилось у нас с твоим дедушкой. Так полюбили друг друга и твои родители.
К нашему большому сожалению, в это самое время началась война, и мы не смогли полностью насладиться нашим счастьем. Война – это всегда и для всех горе. Николая сразу же забрали на фронт, но перед этим мы объявили себя женихом и невестой и я переехала в дом его родителей. Мать Николая Александровича, моя свекровь, принадлежала к семье обедневшего барона. Выйдя замуж за моего свёкра, она обрела состояние, а её муж – дворянский титул. Это случилось ещё до прихода к власти коммунистов и твоего дедушки тогда и на свете не было. Но этот весьма занимательный факт – совсем отдельная история, и к теме твоего сочинения не имеет никакого отношения. Когда ты чуть подрастёшь, я расскажу тебе об этом поподробнее, ведь это не только история нашей семьи, но и история нашей страны.
Ну, слушай дальше. Переехав к родителям моего жениха, я многому научилась в их семье. Ты уже знаешь, что мои родители были хоть и небедные, но простые работящие люди. Твои же прабабушка и прадедушка со стороны отца оба были хорошо образованные и интеллигентные. Они очень трогательно любили друг друга, как будто встретились только вчера. Мне доставляло огромное удовольствие находиться с ними рядом, слушать их увлекательные рассказы. Это были очень добрые, приветливые и просто самые замечательные люди на свете. Таких пар, как они, я в жизни больше никогда не встречала. Кроме, конечно, твоих родителей – твой папа очень похож на своего деда, а мама – на мою свекровь. Они были очень похожи...
К моему большому огорчению я, как и ты, рано лишилась родителей. Отца моего убили на фронте, мама погибла от голода. Мне самой удалось выжить в то военное время только благодаря семье твоего прадеда. Он работал каким-то ответственным человеком на продовольственном складе, поэтому с продуктами у нас было намного лучше, чем в других семьях. Досыта мы никогда не ели, но хотя бы – каждый день.
Мне очень повезло – Николай Александрович вернулся с фронта с лёгким ранением и как только поправился, мы с ним поженились. Потом у нас родился твой папа Пётр Николаевич. Он вырос, закончил школу, поступил в институт и встретил замечательную девушку Ирочку Иванову, на которой и женился. А потом родился ты, мой Антоша.
Бабушка замолчала и задумалась. Она смотрела печальными глазами на горящую за моей спиной лампу. Из её глаз выкатилась слеза, потом другая. И обе медленно покатились по щекам. Вдруг, будто очнувшись, бабушка тяжело вздохнула, взяла мою руку в свою, поцеловала и прижала её к своей мягкой, тёплой и влажной щеке.
– Мальчик Антоша не успел вырасти, а Петя и Ира разом погибли из-за пьяного водителя и мы остались с тобой совсем одни, – добавил я. Бабушкина печаль передалась и мне, судорожно сжимая маленькое ребячье сердечко. Мне очень хотелось заплакать, но не хотелось показывать свою слабость, поэтому я просто сильно сжал зубы, прикусив вначале до боли язык.
– Да, родной. Так всё и было... Трудно поверить в очевидное, но, в сущности, жизнь очень проста для понимания. И именно поэтому всё в ней так необычайно сложно. Помни об этом и не осложняй понапрасну свою и жизнь любимых тобою людей ...
Со времени этого разговора прошло не более двух месяцев. Вернувшись в один из слякотных прохладных дней поздней осени из школы домой, я увидел у дверей нашей комнаты каких-то людей в милицейской форме. Один из них, заметив, что я дёрнулся в сторону своей комнаты, пытаясь их обойти, придержал меня за рукав и сказал:
– Ты ведь Антон Глебов? Ну да, конечно. Так вот, пацан, ты не спеши. Стой, где стоишь. Твоей бабушки здесь больше нет.
– А где она? – спросил я с вызовом. – Она знает, что я приду из школы и ждёт меня. И что вы делаете в нашей квартире? Пропустите меня!
– Твою бабушку уб..., – запнулся на пол-слове милиционер, подталкивая меня в сторону кухни, – ... в общем, она умерла сегодня утром, а нас вызвали соседи. Ты иди, иди, подожди пока в сторонке.
Новые соседи, которых я не знал по имени, и даже не запомнил их лица, смотрели на меня во все глаза и провожали вопросительно-сочувствующими взглядами.
Мне показалось, что помимо своей воли я попал в какой-то чужой и непонятный мне мир. Что я крепко сплю и всё происходящее вокруг – только кошмарный сон. Голова легко кружилась, пол под ногами казался ненастоящим, дыхание перехватило. Вот сейчас, в эту минуту я проснусь и снова будет всё, как всегда. Я смогу зайти в свою комнату и увижу бабушку, спешащую мне навстречу.
Но, несмотря на мои усилия, я всё никак не мог проснуться. Вокруг ходили незнакомые мне люди в форме и без неё.
Разговаривали между собой.
Произносили какие-то непонятные слова.
Качали головами и украдкой поглядывали в мою сторону.
Опускали глаза и с усилием отводили их от большого бурого пятна, неровно расползшегося по старому половичку в прихожей.
Часа через два, наблюдая, как я складываю в большой папин рюкзак личные носильные вещи и книги, милиционеры запечатали обе наши комнаты и, так и не объяснив, что же в действительности произошло дома в моё отсутствие, усадили меня в свою машину и отвезли в детский приёмник-распределитель. Слегка сочувствующим тоном мне было сказано: до выяснения обстоятельств. Какие обстоятельства и кто их должен выяснять и объяснять, добавлено не было.
Меня, ребёнка-подростка, оставили в неведении относительно моей собственной судьбы. Я оказался подвешенным на резиновый шнур неизвестности, опускающий меня вниз и поднимающий вверх, вызывая своими движениями чувство тошноты. Теперь только я понял, что такое кокон страха, о котором мне совсем недавно говорила бабушка. Не понимаю как, но я оказался плотно завёрнутым в этот шершавый и липкий кокон с ног до головы.
Бабушку я так больше не увидел. Ни живую, ни мёртвую. Также, как и нашу квартиру – единственное моё и надёжное прибежище. Наш дом. Чужие, жестокие люди толкнули меня в незнакомую жизнь и крепко заперли дверь, отделяющую меня от прежней жизни. Заставили почувствовать каждой клеточкой моего тела плотную невидимую границу между добром и злом. Между добротой и ненавистью. Невольно принудили смотреть на бесконечное и пустое поле неизвестности, разлёгшееся под ногами.
Ни близких, ни дальних родственников у Антоши Глебова не нашлось и через три бесконечных дня меня из детского приёмника отправили в детский дом. Согласно существующему закону и сложившимся обстоятельствам. Месяц назад мне исполнилось тринадцать лет и я остался совсем один. Без бабушки, семейных радостей и нашего с ней дома. Без последней тонкой ниточки, привязывающей человека к ежедневным жизненным хлопотам. К мысли о том, что ты кому-то нужен. К нормальной жизни любого из нас.
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Полностью книгу можно прочитать пока только в электронном виде.Если я увижу, что моя книга интересна многим читателям, я продолжу публиковать главы из книги.
Приятного вам чтения!
Галина Хэндус
|
| |
| |
