| Леонардл | Дата: Вторник, 01.01.2013, 12:08 | Сообщение # 1 |
|
Первый после бога
Группа: Модераторы
Сообщений: 389
Статус: Оффлайн
| Через два часа Блискинер отправился в Вену на машине, везущей почту. Перед отъездом он пообедал с капитаном и «вредным» старшиной Назарчуком, кто на вид был строгий, а в общении был душа - человек. Он быстро все организовал, накрыл стол на троих, разлил по сто граммов водки на дорожку. Он только посмеивался, глядя, как оголодавший после всех своих злоключений, лейтенант, с густой черной щетиной на подбородке, молотил челюстями, отдавая должное и русскому шпику, и американской тушенке, и пахучей, чесночной австрийской колбасе.
Выполнив свою боевую задачу по взятию Вены, поставленную Ставкой ГКО и Верховным Главнокомандующим, Третий Украинский фронт был ликвидирован. Часть соединений, отобранных Генштабом, получили приказ передислоцироваться на дальневосточные рубежи, в район будущего театра военных действий с милитаристской Японией. Все те, кто попадал под демобилизацию из Действующей армии, отправлялись на Родину. Кадровые офицеры и политработники продолжали службу, оставаясь временно на территории Австрии, или получив назначение в Южную группу войск. В тех помещениях, где ранее располагалось политуправление фронта, разместились службы советской военной администрации. И часть кадровых политработников, теперь уже бывшего фронта, пополнили кадры военной администрации. Часовой возле входа даже слушать не хотел объяснения, какого- то небритого штатского в помятой, местами порванной одежонке, кто утверждал, что он - лейтенант из седьмого отдела политуправления, и пытался пройти к полковнику Зыгину. Помог знакомый офицер – политработник. Он был дежурным по управлению военной администрации. Он сразу же узнал Блискинера и подтвердил часовому, что перед ним действительно советский лейтенант.
- Мы тебя уже помянули,- откровенно признался дежурный.- Ваш Зыгин речуху толкнул о твоей геройской смерти при выполнении особого задания. Раз уцелел - сто лет будешь жить. Словоохотливый офицер провел его в комнату, которую временно занимал Зыгин, сообщив Блискинеру все последние новости. Маша Черничкина дембельнулась и отправилась со своим будущим мужем в Будапешт. Устроила вечерок для своих, выпили, попели, тебя вспоминали, даже всплакнула, поминая тебя. Часть девчат – машинисток дембельнулись. Кто-то пока остался.
Постучав в дверь и, услышав характерный басок своего начальника, Блискинер по привычке, словно это гимнастерка, одернул свой заскорузлый, драный пиджак и, войдя, отрапортовал по всей форме о своем прибытии
Блискинер с завистью отметил, что наград у полковника, так и не нюхнувшего за всю войну порохового дыма, не имевшего понятия, что же это такое - рукопашная схватка в траншеях - наград стало больше, на орден Отечественной войны первой степени и медали за взятие Вены, где очень тонко сочетались голубой цвет и темно- синяя полоса.
- Выходит, ты, в самом деле живой,- несколько даже растерянно произнес полковник, совершенно не осознавая всей глупистики и нелепости своего вопроса. - Но мне сообщил наш главный фронтовой контрразведчик, что ты пал смертью храбрых и награжден посмертно орденом Боевого Красного Знамени. Я доложил нашему руководству и лично генерал – полковнику Желтову. Мы провели собрание в политуправление, и я много хорошего о тебе сказал.
-Так может, мне и не надо было возвращаться?- вздохнул Блискинер
-А ты не остри, когда с тобой старший по званию, и все еще твой, непосредственный начальник беседует,- поморщился Зыгин,- Я, товарищ лейтенант, в силу своей партийной сущности должен знать всю подноготную. Хотя, почему лейтенант? Я тебя посмертно представил на старшего лейтенанта и получил добро. И что, даже не ранен?
- Ни одной царапины. Был контужен, но как видите, живой и даже повысили в звании.
-Но простому переводчику такую высокую награду не дают?- допытывался Зыгин. -Я не пытаюсь узнать, чем ты занимался на этом задании, но как старший начальник и партийный работник, обязан знать правду о своем подчиненном.
-Участвовал в бою с превосходящими силами противника, уничтожил опасного вражеского диверсанта, но потом, при отходе, когда попали в засаду, контузило при взрыве ручной гранаты. Отполз в кусты, отлежался и стал добираться к своим.
- Ну что ж, ты проявил себя, как и подобает настоящему политбойцу. Я даже горжусь тобой, Саша. Все- таки согласись, что ту партийную закалку, полученную в нашем отделе, ты получил не зря. Теперь ты можешь смело подавать заявление для приема в партию, и я с удовольствием дам тебе такую рекомендацию
-Спасибо, товарищ полковник. Но ведь я слышал вы уезжаете к новому месту службы.
-А я со своим воспитанниками – комсомольцами никогда связи не теряю. Тем более, раз ты жив, то я имею на тебя виды. Я получил назначение на генеральскую должность и не куда-нибудь, а неподалеку от Москвы. Хочу предложить тебе поехать со мной в качестве переводчика в один из лагерей для военнопленных. Номенклатура - сплошь старшие офицеры и генералы вермахта.
- А как же моя учеба в институте?
-И с учебой уладим, -кивнул Зыгин.- Это генерал - полковник Желтов Алексей Сергеевич, меня рекомендовал на такую ответственную должность. Он сейчас в Москве, отбыл в распоряжение Главного политического управления Советской Армии. Я докладывал ему о тебе и он- замечательный, душевный человек посоветовал мне вслед похоронке отправить теплое письмо твой матери. Вот сидел, писал, уже почти закончил, так ты вдруг живой явился.
И тут Блискинера словно током шибануло
-Какая похоронка! Не надо прошу вас! У мамы больное сердце. Как ее теперь предупредить, что я жив и здоров? Ну что же мне теперь делать? Пока письмо дойдет до Москвы, пройдет не меньше месяца.
Зыгин помассировал пухлой ручкой подбородок и решительно взмахнул рукой
-Пойду к начальнику нашего бывшего политуправления. Он теперь в союзной администрации занимает большую должность. Ты вот что, Саша, приведи себя в божеский вид, переоденься. Твоя форма на месте. Не забудь надеть свои награды.
-Какие награды? Вы же сами сказали, что Орден Боевого Красного Знамени, которым меня наградили, почему-то отправили в Москву.
-У них, у этих смершевцев, есть такая традиция: отправлять награды семьям своих павших боевых товарищей. Ну, не с пустой же гимнастеркой покажешься домашним,- понимающе ухмыльнулся Зыгин,- любовно коснувшись своих многочисленных наград, заработанных усидчивым трудом и умением нравиться высокому начальству.
Он порылся в своем столе и достал коробочку. Полковник раскрыл ее и показал Блискинеру две медали. Одна была за взятие Вены, другая - «Боевые заслуги». Помнишь, как под началом Прохоренко, три наших радиоустановки вещали на противника за несколько дней до штурма Вены. Прохоренко сказал, что все это время ты не покидал фургон.
- Конечно, помню, - скромно потупился Блискинер. Еще бы ему не помнить как в одну из таких ночей, напряженной пропагандистско - агитационной работы, он, по –настоящему, стал мужчиной.
Через полчаса он был одет по форме. Полковник осмотрел его внимательно, проверил правильность размещения звездочек на погонах, неприязненно покосился на усы, и снизошел до того, что достал трофейный одеколон, коим прохиндеи из службы тыла фронта снабдили в избытке высокое начальство. Он щедро побрызгал старшего лейтенанта пахучей, освежающей лицо жидкостью.
Зыгин был прирожденный царедворец, этакий особый тип угодника, кто при любом строе и режиме знают, как правильно подъехать, или подкатить к высокому начальству. Он даже внешне преображался, когда докладывал генерал-майору и несколько раз к месту и не к месту, но все же, ввернул приятные для любого начальствующего лица, обиходно затертые, но повсеместно употребляемые льстивые выражения.
Выслушав Зыгина, генерал-майор с интересом взглянул, на застывшего в ожидании Блискинера, желавшего в эту минуту только одного: срочно сообщить матери, что с ним все в порядке. И может быть, тем самым опередить прибытие похоронки, кто была отправлена службой военных сообщений, и может задержаться в пути на несколько дней
Генерал –майор встал, подошел к Блискинеру, мгновенно побледневшему от волнения, пожал ему руку
-Хорошие кадры воспитали, Порфирий Кузьмич, - сказал он, улыбаясь доброй начальственной улыбкой и, адресуя свою похвалу, зардевшемуся от удовольствия Зыгину.- С возвращением тебя в жизнь, боевой товарищ. Ты еще раз доказал, что в минуты трудных испытаний - настоящий политработник не уступит нашим геройским контрразведчикам. Как дальше жизнь будешь строить?
-Хочу закончить военный институт иностранных языков.
- Это очень важно и своевременно. Мы навсегда пришли в Европу и знание языков очень важно. Советую также поступить в Военно-политическую академию. Все необходимые рекомендации дам лично.
Погоди-те, погодите. Как вы сказали фамилия старшего лейтенанта? Блискинер? Неделю назад на мой адрес прибыло письмо из Национального комитете «Свободная Германия», подписанное товарищем Вайнертом. Переводы стихов антифашиста и поэта Иоганесса Бехера с немецкого на русский язык, выполненные старшим лейтенантом Блискинером, очень понравились нашим немецким товарищам. Полностью подборка стихов будет напечатана в газете «Красная Звезда» и в газете немецких антифашистов. Поздравляю, товарищ, старший лейтенант.
Генерал-майор, порывшись в столе, достал плотный серый конверт и протянул его Блискинеру.
- Возьмите, ознакомитесь. Ну что ж, боевые друзья и помощники - удачной службы на благо нашей любимой Родины
Рявкнув одновременно: Служу Советскому Союзу!- оба повернулись по- строевому и покинули кабинет.
Связаться по телефону с московской квартирой Блискинера оказалось невозможным.
- Или абонент поменял номер, или какая-то техническая неполадка, - объяснил дежурный по узлу связи. -Давайте, пошлем телеграмму. Черкните текст и укажите, кому адресовать.
Блискинер набросал текст и, получив заверение, что тотчас будет отправлено, заметно повеселевший, готов был выполнить любое поручение своего начальника, кто развил бурную деятельность, выбивая с отдела продовольственного снабжения пайки. Все-то, что положено в виде продовольственного пайка демобилизованным и тем, кто отправлялся к новому месту службы. У Блискинера затекли руки от усталости таскать полные сидоры. Его тоже не обделил пронырливый Порфирий Кузьмич, кто был явно недоволен ответом своего подчиненного на предложение генерала, поступить в военно-политическую академию.
- Да у тебя, парень, ум за разум зашел,- возмущался полковник, - тебе такой шанс представляется: стать кадровым армейским политработником. Это же, такая честь! Нет, чтобы заверить товарища генерала, что ты только об этом и мечтаешь, так нет начал мямлить про свой институт. Ну, кончишь ты свой институт и будешь всю оставшуюся жизнь выполнять указания таких, как наш генерал, и таких, как я. Потому, как я тоже стану генералом. И как встал на путь служения партии, так и не сойду. Учишь, вас желторотых, учишь, а вы все в одно ухо вбираете, а в другое выпускаете. Странно мне, Саша, ты ведь - еврей умная, хитрая голова, а тут спасовал. Да любой твой единоверец в такой ситуации зубами и руками ухватился бы за такое предложение. Уж, я-то знаю, как они в номенклатуру лезут.
«Интересно, если бы я был эскимосом, или бурятом, они бы национальным происхождением тыкали бы мне в морду и в душу», - думал Блискинер.- слушая вполуха начальника, от кого уже затошнило в полной мер, мечтая только о том, как бы от него удрать подальше, и прочитать письмо, присланное Вайнертом.
Осмотрев содержимое своих четырех сидоров, набитых продуктами и консервами под завязку, Зыгин остался довольный, и написал записку в отдел, ведающий вещевым довольствием на два комплекта офицерской одежды повседневной и парадной. Он поручил Блискинеру отдать записку замначу отдела, с которым у Зыгина были приятельские отношения.
Мельком взглянув на себя в кривой осколок зеркала, прикрепленный рядом с вешалкой, Саша подумал о том, что орден Боевого Красного Знамени, который ожидает его в Москве, был бы сейчас очень кстати. С орденом, двумя медалями и гвардейскими усиками можно было смело показаться и родне, и в институте. Он вдруг поймал себя на мысли, что совершенно не думает о Маше Черничкиной. Ну, уехала, и скатертью дорога. Теперь, когда все его дорожные приключения остались позади, он с улыбкой представлял личико и фигурку Эрики. Он злился на себя за то, что ему почему-то, втемяшилась такая настойчивая, постоянно всплывающая в сознании и памяти мысль, что он, где-то, когда-то он видел это лицо. «Может, с головешкой у меня не в порядке», - подумал он, решив прочитать письмо Вайнерта в спокойной обстановке.
В коридоре было непривычно тихо. Возле одного из кабинетов стояли трое молоденьких офицериков в новенькой форме, с узкими погончиками военюристов. Видимо, это были выпускники военно-юридической академии, кому предстояло работать, и служить в советской военной администрации, и обслуживать союзную комиссию по Австрии. Заметив старшего по званию и, судя по наградам, боевого офицера, они все дружно и старательно козырнули ему. Блискинер, дружески улыбнувшись им, вспомнил, что когда-то и он, хотя это было не так уж и давно, точно так же старательно козырял старшим по званию и обладателям наград.
« Интересно, за какие такие заслуги, его наградили орденом Боевого Красного Знамени, которым всегда награждали тех, кто участвовал непосредственно в боях и сражениях? А он ведь в бою не участвовал. Ну, завалил одного фрица, а потом драпал из этого чертового здания, где любил останавливаться и отдыхать, эта сволочь - Гитлер. Вот в жизни, как все странно и смешно устроено. Мог бы он подумать, что ему придется оказаться на фронте, заслужить такую высокую награду Родины, побывать на вилле Гитлера и вернуться живым. Те смершевцы, кто остались в здании, кто приняли неравный бой с американской военной полицией, уже никогда не вернутся домой, не будут ощущать, так как он сейчас ощущает, как все же, чертовски здорово жить, быть молодым и думать о прекрасном. И, конечно же, мечтать о встрече с замечательной девушкой». Ему оставалась сделать несколько шагов к выходу, и он услышал вскрик.
- Сашенька! Родненький! Жив! Ты жив, Сашенька!
Этот голос и ту, сконцентрированную в звуке: нежность, любовь и радость, вспомнит и услышит он в последние свои мгновенья жизни, когда будет умирать старый, больной и, фактически, очень одинокий, похоронив одного из своих сыновей, и свою горячо любимую жену, Валентину.
Он повернулся и сержант Валечка Краскова, подбежав к нему, заплакала у него груди.
- Я не верила, что ты погиб, я знала, я молилась все время за тебя. Это такое счастье, что ты жив!
Потрясенный проявлением этого искреннего и такого сильного чувства, обнимая ее, вздрагивающие плечики, Саша хотел что- то сказать ей хорошее, но вдруг спазм волнения сдавил ему горло, он молчал, плакал, не понимал, что это с ним такое происходит.
И вот теперь, он отчетливо вспомнил, где и когда он видел лицо Эрики. Ему тогда было шестнадцать лет, и он болел крупозным воспалением легких, и никак не удавалось сбить высокую температуру. Он задыхался, кашлял, буквально, плавился от высокой температуры и уже даже не реагировал на слезы и причитания матери. И смерть - по - кошачьему, упруго подкрадывалась к его изголовью. Но через несколько дней наступил кризис и он, ослабевший, проваливался во сны. Несколько ночей кряду ему снилась, как он бегает по зеленой лужайке, над которой бесшумно летают мириады стрекоз с перламутровыми крыльями, и рассерженно гудят шмели. И рядом с ним была девочка с короткими светлыми волосами. Они, бегали, взявшись за руки, и, устав, долго целовались, возле широченного в обхвате дерева. Эта девочка была точной копией Эрики.
Через несколько дней полковник Зыгин и Блискинер с Валей Красковой, кто демобилизовалась в чистую, отбыли на Родину.
Еще через год он женится на Валентине, и она родит ему двух сыновей. Он окончит военный институт иностранных языков, который потом переименуют в институт военных переводчиков. Блискинер будет заниматься переводами, выпустит несколько сборников своих стихов. Незадолго до своей смерти, когда разверзлись хляби информационного насыщения, и многое тайное стало явным: понял Блискинер, зачем посылал их на явную гибель, генерал-лейтенант Селивановский.
Леонид Шнейдеров
|
| |
| |
