| Дяловская | Дата: Четверг, 02.05.2013, 20:29 | Сообщение # 1 |
|
Полковник
Группа: Модераторы
Сообщений: 96
Статус: Оффлайн
| А.Козырина О хрустальных стихах. Часть 2. Стилистические особенности поэзии С. Ратмирова
Я пою свою песнь о Великой любви... (С. Ратмиров)
Такая обстановка сразу настраивает читателя на нужный лад, задает ритм всему произведению. Например: «Закатное солнце, подобно красной краюхе ржаного хлеба, / Плавно расположилось на небесном блюде, / Прикрывая свое совершенство расстрелянными тучами, / Нашептывая ветру свою всемирную тоску...». Как видим, приведенные строки изобилуют стилистическими приемами и фигурами, здесь можно отметить сравнение, метафору, эпитет и олицетворение. Образ косых закатных лучей очень распространен в творчестве Ф. М. Достоевского, он указывает на состояние предельного душевного напряжения героя и часто предшествует роковому исходу событий или принятию сложных судьбоносных решений. Данное же стихотворение заканчивается желанием «заснуть» после суеты, «И проснуться, / Озаряя лучами рассвет!»
Продолжая тему бытовых сравнений, приведем еще один пример начала: «Состояние души подобно яичной скорлупе, / Прижатой чьим-то сапогом, / Растресканной в тысячах кусочках...» Выше указывалось отношение автора к свободному стиху... Язык Библии. Говоришь уже известное... Бытовые сравнения, а если точнее, притчи широко употребляются в Евангелии. Разумеется, там нет цели создать красочный художественный образ, притчи служат удобопониманию важных религиозных понятий. Внешне они просты и повествуют о повседневных делах человека, рисуют перед ним понятные каждому реалии. Тот же прием использует Сергей Ратмиров в двух процитированных стихотворениях. Талантливо изображая обыденные вещи, он точно передает состояние души литературного героя (или свое?), создает такое же настроение у читателя, что возможно благодаря прогнозируемой реакции человека на созданный образ. Нельзя не согласиться, поэт замечательно разбирается в психологии.
При чтении стихотворений Сергея Ратмирова читатель обращает внимание на часто используемые повторы. Можно выделить несколько видов: синтаксические (параллелизм), фразовые (рефрен), лексические (анадиплосис). Отметим также, что наряду с точным повтором, автор употребляет и неточный, в котором чаще всего имеет место хронологическое развитие и прогрессирующая градация. Остановимся подробнее на каждом из выделенных явлений, проиллюстрировав их яркими примерами.
В качестве примера лексического повтора в стихотворениях С. Ратмирова рассмотрим анадиплосис, или подхватывание, который можно определить как повторение одного или нескольких слов таким образом, что последнее слово первой части отрезка речи повторяется в начале следующей части. Тем самым они связываются в единое целое: «...Между самых, самых ярких, ярких звезд...». Более того, у читателя, кроме ощущения единства высказывания, возникает чувство усиления эмоционального образа. Заметим, что прилагательное «яркий» употреблено в строке дважды, т.е. качество усиливается в два раза. К тому же, использование аналитической формы сравнительной степени прилагательного «яркий» и ее двойное повторение способствует дальнейшему двукратному усилению впечатления. Таким образом, автор четырехкратно увеличивает у читателя ощущение яркости звезд.
Пример точного синтаксического повтора можно видеть в стихотворении «Снегопад, снегопад!». Это, пожалуй, один из немногих примеров использования данного приема. Причина редкости его употребления кроется, на наш взгляд, в статичности и перегруженности, которые он придает тексту. Однако автору удается создать совсем другое впечатление. Выбрав отглагольное существительное, изображающее настолько сильное природное явление, удвоив его в строке, подкрепив его энергетику восклицательным знаком и расположив анафорически в каждой строфе, поэт достигает не только динамики, но и создает образ «снежного потопа», яростные завихрения которого, видимо, символизируют душевные метания литературного героя: от боли, вызванной непониманием и злобой окружающих («Бьют в который уж раз, / А другого не жду…»), и «состояния капкана», находясь в котором, человек уже не может не любить («Мне б уйти наугад, / Но прибитый к Кресту…» и «Как любить я хочу, / И обнять всех подряд, / Не смахнувши слезу…»), до победы над тоской, до светлой радости («Я тебе очень рад, / Победил ты тоску…») и твердой веры в правильность избранного пути: «Снегопад, снегопад! / Не потушишь свечу! / Мой огонь не погас, / Ибо к Богу иду!».
В качестве еще одного примера употребления точного повтора можно привести стихотворение «Звучит мелодия дудуки…». Как и в некоторых других стихах, в нем чувствуются восточные мотивы, навеянные творчеством Максимилиана Волошина (например, цикл «Киммерийские сумерки»), столь почитаемого автором (см. монографию «Миф и Библия в творчестве М. Волошина»). Дудук – музыкальный духовой инструмент, распространенный среди народов Ближнего Востока, – издает грустные звуки, похожие на завывание ветра в расщелинах гор или в кронах деревьев. Такие мелодии заставляют позабыть обо всем земном и задуматься о душе и вечности, воображение рисует слепящие пустыни и оазисы, небольшие восточные хижины, неспешные ручьи и теплый ветер, несущий запах моря. Эта музыка сладко томит душу печалью, словно человек скучает по кому-то или чему-то очень близкому и дорогому: «И я так чувствую разлуку, / Как будто было все вчера». Точный повтор строки «Звучит мелодия дудуки…» в этом стихотворении позволяет создать атмосферу тянуще-острой грусти и неземного томления души, ищущей Христа: «Звучит мелодия дудуки, / Ведет в земную жизнь Христа…».
Как видно из примеров, многократный точный повтор служит усилению производимого эффекта. Благодаря выбору динамичных элементов (снегопад и мелодия) и тонкому изображению изменяющихся и нарастающих чувств, автору удается избежать статичности, свойственной этому приему.
Примеров неточного повтора в стихах С. Ратмирова существует немало. Пользуясь этим приемом, автор заостряет внимание читателя на каком-либо значительном событии или переживании. Внося изменения в повторяющиеся структуры, он либо изображает дальнейшее развитие событий, либо дает описываемому субъективную оценку, например: «Десятый век, веселый век... // Десятый век, печальный век... // Десятый век, угрюмый век... // Десятый век, смертельный век... // Десятый век, ответный век... // Десятый век, походный век... // Десятый век, тяжелый век... // Десятый век, развратный век... // Десятый век, Блаженный век... // Десятый век, последний век... // Десятый век, наш чудный век...». Время Крещения Руси – действительно важная дата в истории страны. Принятие Христианства и связь с Византией до неузнаваемости изменили обычаи и нравы жителей когда-то языческой страны. Русь постепенно перерождалась, изменения эти происходили на фоне борьбы за власть и народных возмущений. Человек не мог в один миг отказаться от своего прошлого и традиций предков, отстать от прежних грехов и принять Истину. Нельзя сказать, что волнения, начавшиеся в конце X века, вскоре утихли. Языческие рецидивы имели место и в последующих веках, однако не носили уже столь ярко выраженный характер. Нет ничего странного, что автор останавливает наше внимание лишь на Х веке, ведь главным событием все же остается Крещение.
Повторение одного или нескольких слов служит для усиления производимого ими впечатления. Неточный повтор позволяет расширить значение и эмоциональную наполненность использованной единицы: «Вой ветра, несущего стоны и плач... // Вой ветра, несущего горести вскачь...». Как видим, благодаря амплификации и без того тяжелый образ усугубляется, вырисовывается еще мрачней. «Вой ветра» сам по себе - уже довольно печален и зловещ, а дистантный повтор «несущего стоны и плач <...> несущего горести вскачь...» создает нарастающее ощущение горя и безысходности.
В поэзии Сергея Ратмирова зачастую невозможно отделить неточные повторы с описанием хронологической последовательности событий от повторов с нарастающим изменением эмоций, поскольку первое неразрывно связано со вторым. Пожалуй, такую связь даже можно назвать взаимообратной. Понять это нам помогут примеры, один из них: «Все начинается с рожденья... // Все начинается с Крещенья... // Все начинается с сомненья... // Все начинается с крушенья... // Все начинается с прозренья... // Все начинается с ... начала...». Перед нами цикл жизни, в данном описании каждый читатель узнает свой жизненный путь. И если рождение и Крещение можно однозначно назвать хронологическими вехами в жизни, то сомнение и прозрение принадлежат скорее к области эмоций. Однако этими же словами можно метонимически назвать целые этапы в человеческой жизни, перенося, таким образом, их значения из эмоциональной сферы в область временнόго порядка. Отметим также философскую глубину и бесконечность изображенного в стихотворении цикла, где рождение и Крещение не следует рассматривать только буквально. Сомнения, крушения и прозрения могут всю жизнь сопровождать человека, вновь и вновь приводя его к неизбежному осознанию истины, вслед за которым наступает перерождение, затем новые сомнения и т.д. Знания нам даются ступенчато, для каждого возраста (и биологического, и духовного) свой уровень, поэтому нет ничего удивительного в том, что мы приходим к Истине не прямо, а по восходящей спирали.
В последующих стихотворениях мы не увидим бесконечных циклов, хронология и духовный рост линейны и необратимы. Приведем один из немногих примеров регрессивной градации, или ретардации, когда каждая последующая часть высказывания оказывается менее насыщенной эмоционально: «Костер души моей пылает... // Костер души моей играет... // Костер души моей сгорает... // Костер души моей стихает...». Образ огня или раскаленного металла (см., например, в монографии поэта: «…Мифологема огня, воплощающая в себе начало и финал жизни, а значит всю картину бытия») довольно распространен в богословии, например, в трудах Св. Дионисия Ареопагита, чье творчество, как уже указывалось, несомненно оказало влияние на поэзию Сергея Ратмирова. Слово «костер» имеет сильную эмоциональную окраску, несет ощущение неконтролируемой и всепожирающей страсти, что подкрепляется словом «пылает» из первой строфы. Такое состояние губительно и, если дойдет до точки невозврата, пламя костра сожжет душу дотла. В стихотворении же видим другое развитие событий: костер постепенно стихает. Обратим внимание на выбор слова «стихает» – от «тихо», «тишина». Не угасает костер, не превращает душу в угли, но стихает, дарит умиротворение и тишину, в которой наступает прозрение: «…Листва последний миг скрывает, / Но я молюсь сквозь слезы на ветру».
Образы пути, дороги, путника весьма распространены в поэзии Ратмирова. Они имеют философский или религиозный смысл, символизируя жизнь в целом и духовное становление в частности. Рассмотрим следующий пример: «Я шел средь ночных тополей... // Я шел, не печаля бровей... // Я шел все быстрей и быстрей...». Изложение открывается образом человека, идущего в ночи, блуждающего во тьме. В неверных и скудных лучах ночных светил путь лишь угадывается, а конечная цель не видна. Мы понимаем, что автор проводит аналогию с жизнью, цель и смысл которой человеку зачастую неясны. Он идет наугад, встречая на своем пути преграды и разочарования, и нужно иметь сильную душу и крепкую веру в то, что путь не напрасен, чтобы не впасть в бессильное уныние из-за испытаний, чтобы продолжать идти «не печаля бровей». Чем старше становится человек, тем сильнее ускоряется ход его жизни, тем непреодолимей становится желание вникнуть в смысл пути и узнать конечную цель, что выражено словами: «Я шел все быстрей и быстрей...».
Еще один пример использования неточного синтаксического повтора, в котором снова встречаем образ идущего человека: «Я шел по дороге, ключами звеня... // Я шел по Земле, только тайну любя... // Я шел по тропе, никуда не глядя... // Я стал у дороги. Немеет душа...». Как видим, в первых трех строфах повторяются слова «я шел», что указывает на непрерывность познания мира и себя. Путнику изначально было задано правильное направление и даже были даны ключи к пониманию чего-то важного, но со временем он сбился с дороги и стал блуждать по всей Земле, ища потерянную истину во всем таинственном. Осознав смысл евангельского стиха: «Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими» (Матф.7:13), путник ступает на тропу, не глядит более по сторонам в поисках развлечений и чьего-то одобрения; он сосредоточенно работает над собой и вдруг подходит к той самой дороге, с которой когда-то бездумно свернул. Заканчивается стихотворение словами: «И Вечность свою на заре повстречал».
Не менее часто мы можем встретить образ песни в поэзии С. Ратмирова. Очевидно, у автора песня служит символом творческой деятельности и духовной жизни, например: «Я пою свою песню о Вечной любви... // Я запел свою песнь средь лесной тишины... // Я запел свою песнь, но изменчивы дни... // Я запел свою песнь. Говорят: «Замолчи!»... // Но... Пою свою песнь о Великой любви...». В приведенном примере наблюдаем сочетание прошедшего и настоящего времен в повторяющихся строках: «запел – пою», причем начинается и заканчивается стих именно глаголом настоящего времени, таким образом, непрерывная песнь о Великой и Вечной любви словно окольцовывает произведение, давая понять читателю, что, несмотря на различные препоны и неприятие со стороны даже самых близких людей, человеческая жизнь есть гимн любви, которая никогда не перестает (1 Кор.13:8). Герой стихотворения осознает это средь лесной тишины, наедине с природой; однако вслед за этим начинаются испытания и непонимание, призыв быть как все, не выделяться из толпы. Но, раз запев эту песню, приняв в свою душу любовь, человек уже не может остановиться, ибо отречение от нее вернет в состояние хаоса и несвободы. Мы не замечаем рабства страстей, пока не увидим свет Истинной Любви, и добровольно вернуться во тьму после этого стократ тяжелее, чем было жить в греховной не-свободе.
Следующее стихотворение как нельзя лучше показывает, что для духовного перерождения человек порой должен потерять все, что имел и к чему стремился, пройти через отчаяние и страх смерти: «Осталась жгучая тоска... // Осталось песнь допеть свою... // Осталось вновь найти Тебя... // Осталось... Вечность. Красота...». Только смирившись и отдав себя в волю Творца, человек способен обрести гораздо больше, чем когда-либо имел, найти сокровище, с которым уже навек пребудет сердце его (Мф. 6:21). Повторение слова «осталось» говорит о том, что жизнь человеческая конечна и суетна, однако далее автор пишет о непреходящей Красоте, о Вечности, которой может причаститься человек, нашедший Бога.
Близко по теме стихотворение «В дни великих потрясений». Повтор данной строки в строфах рисует перед читателем ужасную картину личных трагедий и потерь, катастроф и горя, когда беда уже не сближает никого («В дни великих потрясений... / Ухожу в уединенье...»), каждый человек оказывается перед выбором: пойти по легкому или по правильному пути («В дни великих потрясений... / Я стою на перепутье...»). Человек, пошедший по узкому правильному пути, очистившись жгучим раскаянием, становится нищ духом, понимает, что каждый за всех виноват, ибо все согрешили перед Богом, грешней же всех почитает себя самого («В дни великих потрясений / Знаю, что настал и мой черед / Отвечать за смуту мнений...»). Смирение и покорность воле Божьей становятся натурой обновленного человека, который, отметя все ветхое, возвращается к своему первозданному облику («Лишь молитву тихо прошепчу… / И покойно молча отойду»).
|
| |
| |
