Четверг, 21.11.2024, 13:59
Приветствую Вас Гость | RSS

[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Модератор форума: Леонардл  
Киноновелла
ЛеонардлДата: Воскресенье, 15.05.2011, 11:04 | Сообщение # 1
Первый после бога
Группа: Модераторы
Сообщений: 389
Статус: Оффлайн
Утро на нашей улице.
Часть первая
Фрагмент первый.
Первым, в этом угловом, давно не ремонтированном доме, по улице Незалэжности, проснулся студент Коля. Памятуя о своем недавнем триппере и той муторной возне, которая предшествовала его излечению, он, матерясь и откашливаясь, нашарил, спрятанные в тумбочке, польские презервативы. И шурша, эластичным, скользким покрытием, бесцеремонно сорвал одеяло со своей подружки, которую он вчера снял в варьете, принадлежащем его отцу, и притащил к себе домой.
- Так ведь рано еще? - пробормотала заспанная и, весьма недовольная таким обращением танцовщица.
- В самый раз, детка, у меня в этом долбаном колледже сегодня экзамены, - сказал Коля, запрокидывая её ноги себе на плечи и без всяких нежных прелюдий врываясь с садистской дерзостью в тело этой щупленькой девчонки, еще сущему ребенку, в серьёзном, взрослом сексе.

Фрагмент второй.
За стенкой Колиной спальни, откуда раздавались полные боли и страха вопли, Оксана Павловна, неуловимо похожая своей густой, пшеничной косой на режиссера и героиню политических заварушек, Юлию Тимошенко, собирала свою дочь – пятиклассницу в школу.
- Мама, она опять жалобно воет. Он, что их пытает, округлив глазки, трагическим шопотом интересовалась дочь Алёна, которая в свои двенадцать лет выглядела гораздо старше.
- Тебе оно надо, кто кого мучает? - прищурившись, на проклятую, звукопроницаемую стенку и, обматерив ее в душе, воскликнула мама. - Господи, ну когда же этот проклятый дурдом закончится, и мы опять заживем спокойно, как все люди в мире живут? Я уже и участковому жаловалась на этого мерзавца Колю, форменного дебила. А участковый морду свою трусливую отвернул и сказал, что сейчас не советское время, чтобы по заявкам и доносам граждан влезать в частную жизнь. Так, между прочим, в советское время малолеток не терзали круглосуточно такие психопаты – олигофрены, как Коля. Его папа уже скупил полдома и не сегодня – завтра нас всех, ещё живущик, пока в своих квартирах, - выгонит на улицу.
- Господи! Хоть бы папочке нашему повезло бы хорошо устроиться в этом Уренгое, и мы тогда поедем к нему, в Россию.
-А школа, мама? Я здесь привыкла. Тут все мои подруги, - возразила Алёна, с интересом внимая каждому новому звуку, доносившемуся из-за стенки.
- Школа везде есть. А зато я буду уверена, что тебе не придется за подачку ублажать таких скотов, как этот бандитский сынок Коля. Хватит дергать меня, в школу опоздаешь. Собирайся. Я тебя отвезу и как раз впритык попаду на работу.
- Мама я могу и сама дойти в школу, тут всего несколько кварталов и две остановки на автобусе.
- И даже не думай. Хочешь, чтобы тебя затащили в машину и изнасиловали такие мерзавцы и зрадники этой больной, несчастной, выжившей из ума Украины, как эта ничтожество Коля?

Фрагмент три.
Пенсионер Охрименко, кто уже много лет подряд спал отдельно от своей жены, тоже пенсионерки Ольги Даниловны, кряхтя и, давясь, утробным кашлем старого курильщика, вылез на свой балкон и, смачно сплюнув, крикнул во весь голос: Жиды, москалi, та iншi, гэть с вiльной Украiны! Да, щоб вы усi повиздихали!
В этот момент на соседний балкон выскочил совершенно голый Коля, закончивший свой утренний половой акт, и, размахивая наполненным презервативом, наподобие метателя диска, швырнул его вниз. Это была его обычная, юношеская забава.
- Эй, дiду, ти ще не вмэр? - гаркнул Коля и побежал в ванную, ополоснуться перед экзаменом, за который уже было уплачено заранее папой, кто всё мог в этой жизни, в этом городе. И которого все эти лохи, в том числе и эти придурки - соседи, боялись и уважали, как известного уголовного авторитета республики, который к тому же, стал недавно депутатом Верховной Рады. И все те менты, кто раньше цеплялись к папеньке, и всё чего- то пытались урвать от него, теперь только лакейски здоровались с ним, пригнув свои наглючие, ментовские морды к самой земле. Презерватив, описав дугу, шлепнулся на голову ветхой старушки из соседнего дома, которой только что позвонила по телефону её давняя подруга, и велела придти, помочь обмыть покойника, и пролился щедрым ручейком по ее лицу.
- -Ой, Господи! спаси и помилуй! Нiбось, хтой - то детское питание выбросiв,- решила старушка, обтирая платочком щеку. Старушка спешила в тот самый дом, в котором Коля развлекался с малолетками, а старик Охрименко, как на молитву, выходил на балкон проклинать жидов и москалей. Здесь, на первом этаже умер бывший, Заслуженный учитель Украинской ССР, ставший безвестным и, полностью нищим, в период обретения Украиной желанного суверенитета и независимости.
-
Фрагмент четыре.
За стенкой спальни Охрименко, Анна Андреевна Тищенко раздраженно и недовольно пыталась помочь своему супругу Михаилу в исполнении утреннего полового акта.
- Ну, сделай, что-нибудь, Аннушка,- стонал супруг,- Ну, что это за горе такое, не могу нормально иметь секс. Ну, попробуй ещё немного. Ну, может, получится? Так все опухло и болит. - житья моего нет.
- Ничего не получится, Миша, у меня уже руки отваливаются,- угрюмо возражала ему жена, с ненавистью испепеляя его взглядом. - У тебя сильнейший простатит, а, может быть, ещё что-нибудь похуже. Иди к урологам. Пусть ставят диагноз, делают рентген, я ведь - не скорая помощь в таких ситуациях. Все, милый, сеанс массажа закончен, ты опоздаешь на работу. Мне еще не хватало, чтобы ты лишился работы – сегодня это равносильно тому, что умереть голодной смертью.
Проклиная всех врачей – шарлатанов, которые могут лишь только сдаивать деньги, но не лечить людей, Михаил Тищенко, перехватив наскоро завтрак, поспешил к выходу, чтобы успеть на автобус. А Анна Андреевна, накинув на голое тело халатик, выскочила из своей прихожей и, игриво постукивая шлепками по ступенькам лестницы, поднялась на этаж выше и условленно: три раза позвонила в квартиру своего холостого соседа Богдана. Тридцатилетнего смуглого, типичного закарпатца, кто после всех этих экономических и политических пертурбаций с его страной и желанием обрести покой, и познать, хоть какую-то успокоительную истину, стал кришнаитом и завзятым буддистом. Неуловимо покрутив головой в разные стороны, как профессиональная разведчица, Анна Андреевна прошмыгнула в открытые двери и помчалась к своему любимому глубокому креслу, где обожала проводить сексуально - мануальные упражнения с задержкой дыхания и диким, рвущимся из глубины души, воем полного расслабления и удовлетворения её грешной и избалованной плоти. Прежде, чем занять свою любимую позицию: лицом к просветлённому Будде, чей образ в виде аляповатой керамики, стоял на тумбочке напротив, она поклонилась ему, как учил ёе гуру, и жертвенно сложила ладошки на голой груди. И пророк, глубокомысленно щурясь, смотрел Анне Андреевне в глаза. Словно третий сообщник, участвующий в процессе ритуального индуистского совокупления, проявляющий повышенный интерес к действу
Анна Андреевна достала из кармана халатика десять долларов – свою повседневную таксу за удовольствие и приобщение к миру буддизма. Забравшись на кресло, лицом к Будде, а попкой и ногами к своему духовно-плотскому наставнику - для начала сама себя немного повозбуждала старым, как мир, девичьим способом, который она успешно освоила еще в одиннадцать лет.
- А вот всё хочу спросить тебя, Богдаша, - сказала она, подмигивая Будде и, показывая ему свой длинный, красный язычок, благодаря которому её начальник и хозяин нотариальной конторы, где она трудилась, обожал её и ценил, как редкостного специалиста нотариального дела. - А этот ваш Будда - он, случайно, не еврей? Ну, очень он похож на одного знакомого старичка из ломбарда: Арона Соломоновича. Такая же физиономия хитрющая и сальная.
- Ты, что мелешь, глупая гусыня? Это, Будда, пророк посвященный! Он познал нирвану. Выброси все плохие мысли из головы, медитируй, как я тебя учил. И следи за дыханием. Давай, работай! Воспари над своими грязными и мерзкими помыслами.
- Да уж, прямо - таки, мерзкие и грязные, - пробормотала уязвленная соседка, - обычные мысли, как у любой полноценной женщины, кому всегда почему - то в этой гнусной жизни, не хватает ни денег, ни полноценного секса.
Завыв свои гимны про Кришну, щедрого и дарящего людям тепло, счастье и радость, Богдан пристроился сзади кресла. И Анна Андреевна, сотрясая однокомнатную квартиру соседа, своими сладостными воплями ритуального индийского совокупления, почувствовала всё же в один из неповторимых мгновений, как пророк приблизился к ней. Он был так близко, что хотелось осторожно и нежно раскрыть створки его священного халата, в котором он любил сиживать долгими, голодными месяцами возле реки. И с таким нетерпением потрогать и окончательно убедиться, как это там - между ног, у пророков, устроено.

Фрагмент пять
В этот момент Оксана Павловна, чья пшеничная коса просто умопомрачительно подчеркивала это странное, просто мистическое сходство с жрицой социальной справедливости Украины, королевой майданов и политического хипеша - мадам Тимошенко, в сопровождении дочери Алёны спускались по лестнице, минуя скончавшийся на той неделе лифт, чтобы попасть на стоянку автомашин перед домом. И на бывшей, советской автомобильной рухляди, которая непонятно за счет каких резервов всё еще жила, и ездила, отправиться на работу.
- Мама, опять кто - то воет, как у Кольки в спальне, - радостно констатировала Алена, заслышав музыкальное сопровождение медитации, которым счастливая Анна Андреевна огласила этот грязный и заплеванный подъезд.
-Господи! Да когда же этот дурдом кончится? - вскричала Оксана Павловна. - Да, что же это такое? Был дом, как дом, так превратили в бордель. Господи! Да когда же наши испытания кончатся? Ну, как в таком бардаке, жить и вырастить нормального ребенка? А будь вы неладны, паразиты, с вашей незалэжностью! Да, я первая побегу коммунистам ноги мыть лишь бы они назад вернулись в нашу прежнюю, тихую, сытую, счастливую жизнь. Где люди хоть чуточку уважали себя и других. Обе вылетают, как пробки из подъезда.

Фрагмент шесть.
Старик Охрименко, высказав со своего балкона обязательные, утренние проклятия всем врагам Украины, вернулся на кухню, где возилась его супруга, и присел на табуретку, бесцельно рассматривая свои старческие, скрюченные от ревматизма, алкоголя и табака руки.
-Ой, старе, шо мале ,- уничижительно посмотрела на него Ольга Даниловна, - Что ты людей смешишь, дурень безмозглый? Что ты москалей и жидов проклинаешь? Я с нашей бывшей соседкой Аллой Исааковной тридцать лет прожили, как добрые соседи. И муж её, вспомни, неблагодарный, всегда с нашей семьей делился всякой гуманитарной помощью, которая в их синагогу приходит. Мало тебе наш бывший сосед Натан Маркович помогал? Ух, ты, неблагодарная, злобная свинья.. Вот они, наши соседи, и живут, как люди, в Германии. А мы с тобой даже помереть по- человечески не сможем и жизнь наша, нищенская жизнь, где лекарства нормального не купишь, хуже во сто крат, чем у собак, которые живут у новых украинцев, перед которыми ты хочешь показать, какой ты щирый! Дурень, выживший из ума, угомонись. Противно с тобой в одной квартире быть.
- А що я таке, казав? Ну, хочешь, пiду на свой балкон и сообчу усiм, что Натан Маркович – правильный еврей, а иншi, та москальскi жидкi- усi противнi и проклятi.
- Да, пошёл вон, малоумный! Хоть бы морду твою- глаза мои не видели!
Разъяренный Охрименко, недобро щурясь, зашёл в ванную комнату и, пошурудив под ванной, достал склянку, замотанную в тряпку, открыв пробку, аккуратно вылил содержимое в горшочек с кактусом, который уже вырос на сорок сантиметров. Он был сочный, зелённый и тугой. Его супруга обожала этот кактус, постоянно следила, чтобы ему хорошо рослось, с нетерпением ожидала, когда он расцветёт, и порадует ее своей необыкновенной красотой цветения. И старик Охрименко давно уже хотел извести этот кактус, кто стоял на полочке, и он всегда кололся при бритье об его колючки. И хотелось после всех этих слов и презрения жены - насолить ей больнее. А жидкость эту – промышленную кислоту - ему дали его друзья по игре в домино, с кем он уже много лет хоть как- то проводил свой скудный досуг нищего и, забытого государством, президентом и Верховной Радой, голодного и холодного, национального украинского пенсионера. Покончив со своим злейшим врагом, и, отравив его, старик Охрименко тихонько вынес склянку на балкон и, улучив свободную минуту, пульнул ее сверху в кусты, росшие неподалеку от первого этажа.
Леонид Шнейдеров
 
ЛеонардлДата: Воскресенье, 15.05.2011, 11:10 | Сообщение # 2
Первый после бога
Группа: Модераторы
Сообщений: 389
Статус: Оффлайн
Утро на нашей улице
Часть вторая
Фрагмент семь.
Анна Андреевна, покинув квартиру своего духовного наставника и сексуального гуру Богдана, быстренько спустилась на свой этаж и, будучи, очень аккуратной и чистоплотной женщиной, приняла душ с импортным шампунем. Позавтракав и одевшись, она поспешила на работу, когда на площадке первого этажа возле выхода из подъезда её остановили две соседки – старушки и сообщили печальную весть, что старичок – учитель, пусть земля ему будет пухом, скончался. И теперь вот соседи и друзья покойного собирают с жильцов подъезда и дома, кто, сколько сможет на похороны, и поминки, чтоб хоть по- человечески проводить покойного в последний путь.
Анна Андреевна тотчас же состроила скорбную физиономию и, открыв свою сумочку, долго и основательно ворошила её содержимое. Затем, с глубоким вздохом достала купюру достоинством в одну гривну и, сетуя на то, что до зарплаты еще дожить надо, поспешила к выходу. Она уже вышла из подъезда и, пребывая в очень приятном настроении, повторила, улыбаясь, любимую присказку своего бывшего любовника Вадика, от которого всегда была без ума: «Умер - шмумер, лишь бы был здоров». С Вадиком, можно сказать, прошла её мятущаяся и познавательная юность перехода из эпохи советизма в эпоху нынешнего капитализма с чисто украинскми вариациями в осознании себя человеком абсолютно свободным и от денег, и от занятости, и от прежних таких понятий, как милосердие и доброта. Вадик всегда был от неё в восторге, называл её самой лучшей и искусной любовницей последних лет двадцатого века. А потом Вадик, как- то очень быстро и неожиданно рванул в США, к своему, круто стоящему родному дяде. И на её слезный, прямой запрос, а почему бы им ни пожениться и остаться теперь всегда вместе - шепнул ей в последний момент, перед тем, как сесть в самолет: Ну, кто же из разумных мужиков женится на, шлюшках, радость моя заполошная!
И уже почти покинув территорию двора, Анна Андреевна вдруг вспомнила, что сегодня приезжает хозяин нотариальной конторы, кто гостил два дня у своей мамы в Нежине. И он обязательно захочет иметь близость, и выказывать свое неудовольствие, или манкировать во время этого лирического часа расслабления, который хозяин привык себе устраивать почти каждый день, никак нельзя. Вылететь из этой осточертевшей ей нотариалки было очень просто, а найти себе существенную замену при ее, не таких уже юных годах, было проблематично. И она, дуреха, зная, какой аккуратист и чистюля ее хозяин, умудрилась забыть запасные трусики. Анна Андреевна была суеверной и домой решила не возвращаться. «Черт, подери! Черт, подери!» со злостью на себя и на весь этот мир вещей, - крикнула он, устремившись, на остановку автобуса.
Мимо прошла, облачённая во все чёрное, богомольная старушка из актива соседней церквушки, которая была в двух шагах хода. Старушка шла отдать последние скорбные почести умершему учителю. Она была постоянной и авторитетной участницей многих похорон в этом большом спальном районе, где её почти всегда вознаграждали то деньгами, то продуктами. И уж после похорон она была непременной участницей поминок. Старичок - учитель был беднее церковной мыши. И жена его умерла полгода раньше. А о детях мало, что было слышно. Даже внучка, прописанная в двухкомнатной квартире стариков, поговаривали соседи, жила где - то далеко. И потому рассчитывать на солидное вознаграждение не было предпосылок, но долг христианки обязывал совершить апробированный столетиями ритуал провода покойника. Заслышав, как молодая женщина обращается к черту, старушка тут же перекрестилась и сплюнула через плечо. И, обернувшись в сторону, Анны Андреевны, бежавшей к автобусу, пробурчала с негодованием: «От, глупа, людина! Черта поминае». Воскликнув три раз: «Чур! Чур! Чур!», религиозно- грамотная старушка – местная отпевальщица и поминальщица - произнесла вдохновенно и уверенно: « Господи! Спаси и помилуй! Наши души грешныя». И отправилась старческим, но ещё достаточно бодрым шагом в пока ещё мирскую обитель покойника.

Фрагмент восемь.
А у соседки Анны Андреевны по лестничной площадке и этажу, кого звали Тамара, состоялся очень неприятный разговор с мужем, кто пришел домой поздно ночью, пьяный в стельку. Так, мало того: он ещё умудрился пропить свою куцую зарплату, лишив пропитания семью из четырех человек - самого Анатолия, его жены Тамары, и двух деток младшего детсадовского возраста.
И теперь утром потный и жалкий Анатолий, опустив голову, печально разводил руками, пытался в который раз убедить свою жену в том, что этот очередной запой произошел случайно и, конечно же, в последний раз.
- А чем я детей и тебя, алкаша позорного, буду кормить? – очень существенно расставляла акценты своего негодования Тамара, мечтавшая разорвать своего постылого мужа на мелкие кусочки. - Мне только на панель остается идти. А там сегодня орудуют малолетки и макрощелки, и такой старухе, как я, даже копейки не дадут.
- Дай хоть кусочек хлебушка, - просил жалостно с надрывом в голосе Анатолий, с ужасом думая, что ему сегодня придется работать на тяжкой физической работе с такого большого бодуна, но и к тому же, еще, и голодному.
-На еду, ты даже не рассчитывай, - строго резюмировала Тамара. - Едят те, кто зарабатывает себе на жизнь, или, кто просит подаяния, как бомжи и нищие. Иди и клянчи денежки, может, такие же выпивохи, как ты, пожалеют и что-нибудь дадут. А я сейчас покормлю остатками ужина детей и отведу их к моей маме. Там хоть есть приусадебный участок, и родители пенсии получают: стариковские нищие, но хоть хлеба на них купить можно. И, вообще, для меня даже лучше будет, если ты оставишь детей и меня, и пойдешь бомжевать. Мы тогда голодать перестанем и я не буду чувствовать себя женой, не буду сохранять такому пропойце лебединую верность, а найду себе пожилого и нормального мужчину, кто мне материально поможет не пропасть в этой мерзкой, чокнутой действительности. И, детки мои, только выиграют от этого. Так что иди, пропойца, на все четыре стороны и пожалей своих деточек. Вот без тебя, дурака и пьянделыги, они еще как-то имеют шанс выжить в этой отвратной жизни, которую все эти воры – «слуги народа» - нам всем так классно устроили. Гори они все синим пламенем в аду. Бог не фраер и всё видит! Убирайся, конченный!
Вытолкав своего супруга за дверь, Тамара достала остатки спрятанного ужина, покормила детей и повела их выходу, чтобы отвести к маме. На вопрос дежурной старушки, которая собирала в подъезде деньги для проведения похорон старику – учителю, Тамара махнула рукой и со злостью сказала, а пусть наш воровской уряд дает. Он так наворовался, что скоро лопнет от жадности. А мне за автобус платить нечем. Муж зарплату пропил. Я полгода за квартиру не плачу, трусы себе новые купить не на что. И лишних денег у меня нет.
Старушка что- то сказала ей про христову доброту, но Тамара подпрыгнула на месте от негодования и, раздувая ноздри, сказала, как отрезала: «Христу Вашему - хорошо быть добрым. Он не ест, не пьёт и детей не воспитывает. Он святым духом питается. А мои дети по десять раз в день орут: мама, кушать хочу. Ишь, чего удумали, на психику давить! Пусть ваш Христос сделает меня счастливой и богатой, и обеспечит моих деточек. Потом, хоть каждый день приходите, я всем буду давать».
Ей вдруг несказанно повезло в этот день. А, может, её услышали и правильно поняли те, кто внимательно, терпеливо и печально наблюдают за нами с небес, пытаясь понять парадоксы человеческого бытия.
Когда она вышла с детьми из подъезда, намереваясь отправиться на ближайшую автобусную остановку, новый жилец, кто недавно поселился один в трехкомнатной квартире, которую выкупил у прежних жильцов Колин папа - авторитет в законе, удачливый бизнесмен и депутат - возился внутри своего «Опеля». Соседу было под пятьдесят лет. Он был одинок и всю свою сознательную жизнь провел в изучение искусства рукопашного боя. Колин папа ценил его за умение профессионально драться, и назначил начальником спортивно- охранного клуба, который под вполне пристойной легальной вывеской, объединил, практически, банду уголовников и спортсменов, ставших весомой козырной картой в руках Колиного папы: крупного рецидивиста, кто все же, после ряда безуспешных попыток прорвался в большую политику Украины. И теперь он сотрясал трибуну выступлений Верховной Рады своими страстными выступлениями.
Сосед широким жестом распахнул двери перед Тамарой и двумя её детьми, и предложил подвезти ее туда, куда она скажет
- А у меня денег нет с вами рассчитаться, - отмахнулась Тамара, но сосед, не обращая внимание на её вытянувшееся лицо, бережно взял на руки малышей и, заботливо, усадил их в салоне. Потом, распахнув перед ней переднюю дверку своей ухоженной иномарки, вежливо предложил ей занять свое почетное место в салоне.
- Деньги, дорогая моя соседка - штука, безусловно, полезная и приятная, но есть в жизни моменты, когда они идут особой роли не играют. Я о тебе Тамара все знаю. И про то, как ты со своим благоверным алкашом маешься, - объяснял Тамаре, обомлевшей от всего увиденного и, тем более услышанного, этот здоровый, кряжистый мужик, на чьи огромные ручища, нежно обхватившие руль «Опеля», Тамара взирала с опаской и уважением. - А мне, Томусик, моя прежняя мужская свобода и независимость, уже поперёк глотки колом встала. И приходящие грелки осточертели. Детки твои мне подобаются. Надо же, короеды, сидят тихо, важно, только глазёнками своими шустрыми по сторонам водят. Так что разговор у нас сегодня пойдет очень серьезный.
От неожиданности и от всего нахлынувшего на нее в течение этого, более, чем странного утра, Тамара только развела руками и, вспомнив, как она изголялась со злости недавно в адрес Христа, принялась вдруг осенять себя крестным знамением, и просить шепотом у великого страдальца за всемирные человеческие грехи прощения за свою недавнюю дерзость.
- Уважаю! - С глубоким удовлетворением кивнул растроганный сосед. - Моя маменька, с которой я тебя обязательно познакомлю, очень набожная женщина. Дай-то бог, чтобы вы понравились друг другу, а то ведь мое затянувшееся холостяцтво ее сильно раздражает и огорчает.
- Господи! Да, я даже имени вашего не знаю, - взмолилась Тамара, с ужасом, подумав, что если она спокойно переживет этот день и не свихнется, то это будет удача.
- А зовут меня: Павел Антонович. Или просто - Павел. Не переживай, подруга, чует мое сердце, что ты мне будешь надежной и приятной половиной. Вообщем, сегодня всё и решим: окончательно и бесповоротно...

Фрагмент девять.
В квартиру пенсионера Охрименко позвонили, и соседка с первого этажа пригласила Ольгу Даниловну спуститься вниз, к старичку - покойнику: помочь с приготовлением похорон и поминок.
Ольга Даниловна согласилась и сказала, что обязательно придёт. Она доварила на плите в кухне немудрёную кашу для себя и своего мужа, а перед тем, как спуститься на первый этаж, успела зайти в ванную комнату, откуда и раздался её испуганный, и полный боли вопль. Глазам её открылась жуткая картина. Ещё красовавшийся утром, и радовавший ее, любимец – кактус, вдруг странно весь почернел и, разваливаясь на глазах, на куски, испускал жуткое зловоние.
-Господи! Царица небесная! Да что это с ним стряслось такое? Еще недавно был такой сочный и свежий, - восклицала заплаканная пенсионерка, не понимая, что это такое страшное и мгновенное, как молния, поразило её любимый кактус, кого она бережно растила почти три года и всегда любовалась им. Вытащив горшок с кактусом на балкон, Ольга Даниловна, повторяя про себя: Ох, какая нехорошая примета. Видать, всем нам будет не к добру, - медленно спустилась по лестнице на первый этаж, где в квартире умершего учителя уже хлопотали во всю сердобольные старушки. Они обмыли его, и обрядили покойника в то, что было под рукой, в его последний путь на этой земле, где всю свою сознательную жизнь он учил детей русскому языку и литературе. А также старался им привить любовь к красоте и добру.
Дождавшись, когда супруга покинет квартиру, старик Охрименко, с нетерпением выбежал на балкон и полюбовался на творение своих собственных рук.
- Колючке, прийшов кiнец! - радостно возвестил он, дергаясь и кривляясь. Потом вдруг оживление и мимолетная радость покинули его. И он вспомнил, каким маленьким и слабеньким был этот кактус, когда супруга принесла его домой. И растила, и холила его, словно своего родного ребенка. И он, глядя, на скоротечную гибель кактуса, только сейчас почувствовал, что сделал это напрасно и сгоряча. Ему стало жалко кактуса, загубленного в расцвете жизни, и полноценного созревания. Нестерпимо, до сердечной икоты, жалко стало своей жены, которая раздражала своим презрением и неприятием его, как человека и мужа.
И в результате всего: обидно стало за самого себя, кто совершенно потерялся и одичал от всех национальных, свинцовых мерзостей повседневной жизни, и давно уже потерял человеческий облик. Присев на карточки, в углу балкона, , стараясь, не смотреть на этот несчастный, загубленный человеком кактус, старик Охрименко заплакал, часто всхлипывая и подвывая, как избитый щенок. Как будто прощался с очень близким ему родственником...
.
Фрагмент десять.
Возле подъезда, из которого должны были проводить на кладбище старика – учителя, остановилась иномарка, из которой вышли: представитель риэлтерской конторы, занимающейся вопросами скупки и продажи жилья и недвижимости в городе, девушка из близлежащей нотариальной конторы, и крепкий, явно бандитского покроя, парень - сопровождающий. Все они представляли узаконенные и, юридически обоснованные, права на эту квартиру, которая отныне принадлежала Александру Васильевичу Передерию, украинскому бизнесмену и политику, родному отцу Кольки, кто у соседей никаких теплых искренних чувств не вызывал, кроме чувства презрения и ненависти. Прибывшие, прошли в квартиру покойника, чтобы сообщить похоронной команде и соседям по площадке, что сразу же после выноса покойника, квартира поступает в собственность риэлтерской фирмы, зарегистрированной в горисполкоме под названием: «Щастливе життя». В квартире находилась внучка покойника, которая все же нашла как - то время и деньги, приехать, проститься с дедушкой, и вступить в свои, как ей казалось, законные права наследницы. И только одна мысль, что эту квартиру сегодня можно сдать в наём не меньше, чем за пятьсот долларов, рисовали в её сознании очень приятные картинки нового, более радостного, щедрого и сытного витка жизни, где всё есть, но все это стоит сумасшедших денег. А сами эти деньги стали такой запредельной, заоблачной мечтой, куда обычному человеку, который рассчитывает только на одни свои рабочие руки и больше ничего за душой не имеет, в качестве весомого подспорья, попасть - просто не светит.
Представитель риэлтерской конторы, в сопровождении охранника и сотрудницы нотариальной конторы вошли в квартиру и объявили, кто они. И выяснили, кто есть кто, из близких родственников, а кто руководит похоронно - поминальным процессом. Затем старший этой команды достал конверт, вытащил оттуда тысячу гривен и передал их в руке богомольной старушке.
- Это на проведение поминок, чтобы не стыдно было перед людьми и Богом. И деньги эти дал наш хозяин и народный депутат - Александр Васильевич Передерий. Он уже заказал место на кладбище, оплатил катафалк и сделал все- то, что родственники до сих пор еще не сделали, да и вряд ли сделают, как положено. Второе, после похорон в квартире поменяют замок и опечатают двери. Она - собственность нашего хозяина и числится за нашей риэлтерской конторой «Щастливе життя».
-Да, что вы такое говорите, мужчина? Какая это ваша собственность? - заорала, как резаная внучка, у которой от этого сообщения все поплыло перед глазами,- Це, моя законна хата. Я - онучка Наталка. Любимая онучка моего покойного диду и я, между прочим, прописана здесь. Прочь, злыднi, з моей хаты!
-Это ты, крыса, вылетишь сейчас через форточку, - приступил к своим прямым, служебным обязанностям охранник и так резко толкнул внучку, что она отлетела в угол комнаты.
-Спокойно,- мирно улыбнулся, грамотно подготовленный представитель. - Закон на нашей стороне. А где вы были, голубушка, где были ваши родители, дети этих несчастных стариков, которые живут в России, когда вашей бабушке, умершей от рака, и вашему дедушке нужна была платная медицинская помощь и лекарства? И деньги на нормальное питание? Заботу о ваших дедушке и бабушке взял на себя наш, дорогой хозяин и народный избранник, Александр Васильевич Передерий.
Он открыл папку и показал, оплаченные приватные рецепты и все, документально подтверждающее его слова, - И потому, ваш благодарный дедушка, который зря надеялся на помощь своих детей, вовремя дал нашему хозяину генеральную доверенность на эту двухкомнатную квартиру, причем бессрочно. Люся, золотце мое, покажи копию этой генеральной доверенности родственнице покойного, и будьте здоровы, живите богато. Можете, судиться, если у вас есть лишняя копейка, можете, орать до потери пульса, но вы в этой квартире находитесь только до выноса трупа вашего дедушки. Но, Александр Васильевич, поручил мне сказать, что он не претендует на имущество покойного. И я с вашего позволения запишу ваш номер паспорта, и передам имущество покойного в ваши руки. А вы подпишете эту бумагу, чтобы потом никто плохого не сказал в адрес нашей правильной фирмы, которая делает людей счастливыми, благодаря нашему хозяину, нашему ридному батьке, Александру Васильевичу. И я ещё дам вам двадцать гривней, чтобы вы это барахло вывезли немедленно.
И тут только до внучки покойного дошло окончательно, что эта дедушкина квартира, которая должна была по идее украсить и обогатить жизнь семьи Наталки, и её домочадцев, ушла безвозвратно. Ушла, как и её дедушка, к которому она, кстати, ни разу не приехала проведать его, тяжко больного, совсем одинокого, пока он еще дышал в этих четырех стенах.
- Знищiли, паразiты, знищiли, бандюки проклятi, - запричитала внучка, уткнувшись лицом в ладони. И как лунатик поплелась на негнущихся ногах к выходу. Находиться в квартире было тошно, противно и унизительно.
- Эй, ты, крысятница, следи, оторва, за базаром, а то я тебе язык без наркоза вырву и в мусорку закину, - ощерился охранник, чья профессионально уголовная рожа и блатные манеры вызвали некоторый паралич страха у старушек, хлопотавших возле гроба с покойником, который стоял в центре комнаты на столе.
- Та все iде гарно и тихо, - констатировал представитель. - Мы уходим до времени, а вы, громодяне, делайте спокойно свое дело. Скоро приедет наш хозяин. Он хочет проститься со своим любимым учителем .
Представитель, охранник и девушка - помощник нотариуса покинули квартиру. Возле подъезда их ожидали два слесаря из ближнего ЖЭКа, который тоже курировал многопрофильный и практичный на все случаи жизни Александр Васильевич. Слесари ждали своего часа, чтобы поменять замки и передать ключи от квартиры в риэлтерскую контору.

Фрагмент одиннадцать.
Из квартиры покойного вышли два старичка – пенсионера, которые долгое время работали в одной школе с покойным, и были педагогами, а теперь стали самыми нищими пенсионерами в Европе.
-Как ты думаешь, сколько такая квартира может сегодня стоить, когда цены на жилье скачут, как ненормальные?
- Тысяч за восемьдесят долларов вырвут за милую душу. А если поторговаться, и того больше, - немного подумав, ответил ему собеседник. - Так что, этот, клятый Передерий, знает, во что надо вкладывать свои миллионные доходы. А, кстати, Иван Павлович, я что-то не помню его, как ученика нашей тринадцатой общеобразовательной средней школы?
-Ну, как же, - училось это несчастье, и даже десятый класс не кончил. Он тогда банду подростков организовал, и что-то они ограбили. Пошёл, как и положено было в наше нормальное время, в колонию для несовершеннолетних. А потом из тюрем и лагерей не вылазил. Я у него в седьмом классе был классным руководителем. Крови мне попортил много. Негласный лидер школьного двора, организатор драк и хулиганских разборок. Наверное, я не буду ждать поминального стола, а пойду лучше домой. А то вдруг узнает он своего классного руководителя, да ещё не известно, каким боком мне это выйдет.
- А я останусь, помяну нашего коллегу и очень хочу посмотреть на этого, бывшего хулигана и двоечника, кто всё же ухватил Бога за бороду, и правит сегодня бал, и кто нашу, загробленную неньку, привёл к самому обрыву.
-А что там смотреть. Он во всех столичных журналах красуется в обнимку с Януковичем, и повадился на канал 1+1, рекомендовать свою персону в кандидаты на будущих президентских выборах. Ну, бывай, друже, кто знает, где ещё увидимся.
-
Фрагмент двенадцать.
На автостоянку перед домом подъехали две шикарных иномарки. Из первой бойко выскочили охранники и профессионально оглянулись по сторонам. Двое здоровенных, коротко остриженных детин, сломя голову, бросились к мерседесу. Открыв дверцу, подобострастно ждали, держа руки за отворотами пиджаков, где в специальной кобуре спрятано оружие. Александр Васильевич Передерий, удачливый и очень богатый бизнесмен, ставший, совершенно недавно, заметной политической фигурой в жизни своей страны, покинул салон. В сопровождении начальника своей охраны, секретаря и еще двоих вышколенных телохранителей, обладателей зарубежных сертификатов об окончании специализированной европейской школы, он – направился к дому. Участковый, который, кстати, тоже жил в этом доме,, будучи предупрежден заранее о приезде большого человека, кто когда-то был его соседом, а теперь, вершит государственные дела, поспешил ему навстречу выказать своё почтение и высокую степень лояльности.
-Здравия желаю, товарищу народный депутат! - козыряя, заорал, побагровевший от усердия и смущения, пожилой капитан милиции.
Передерий остановился, и вся свита покорно остановилась, терпеливо ожидая развития событий.
Передерий недовольно нахмурился, покачал головой.
- Товарищи свалили в девяносто первом году. Я это коммуняцкое слово, товарищ, на дух не переношу. Хочешь обратиться по всей форме: говори лучше просто: батька. Так будет вернее. У меня на всех фирмах, предприятиях, шахтах, и в игорном бизнесе работает двести тысяч человек. И все они мне, как дети, и хотя я для них всех – хозяин и работодатель, а вот согласиться с тем, что они меня господином будут величать, никак не могу. И даже привыкать к этому, как другие наши паны, не хочу. Называй меня, как все мои дети называю. И все те, кто ищет моей дружбы и заботы – просто, но со смыслом: батька! Это же, чудное, наше рiдне украiнске слово. И оно и звучит даже приятнее, чем это: москальское, затруханное призвище – отец. Манал я iхнего, московского, позорного отца там, где он стоит. Понятно?
- Так точно, батька, вы наш, - пролепетал, оканчательно смутившийся участковый, не зная, то ли ещё раз честь отдать, то ли принять стойку смирно.
- Вот так- то лучше, капитан,- милостиво улыбнулся выдающийся авторитет криминальной эпохи, яркие представители которой, прибрав к рукам всю экономику Украины, дружно полезли на политический и государственный Олимп, нещадно и смертельно конкурируя друг с другом за полноту высшей власти. И за свои, самые хлебные и сладкие места в окружение президента- компаньона по разделу миллиардного бизнес-пирога. - А вот, скажи мне, будь ласка, а чего ты всё время в капитанах ходишь? Многие, моложе тебя, полковничьи звёзды уже начепили? Чего тебя твое ментовское начальство невзлюбило?
-Затирают, батька вы наш родной и справедливый - простонал участковый, потому, как Передерий, будучи как все очень порочные и властолюбивые люди неплохим психологом, затронул самую звучную и болезненную струну в душе капитан. - Двадцать два года верой и правдой служу и никакого движения. Некому слово за меня замолвить перед нашим генералом.
- Да, знаю я вашего генерала, как облупленного. Тоже мне, сильный перец! Ладно, ты вроде понятливый, без гонору и закидонов. Можешь не сомневаться, если я сказал то, как отрезал. Готовь на погоны майорскую звездочку.
-О, дай вам бог здоровья, - униженно закланялся, совершенно не ожидавший такого поворота событий участковый .
-Колька, небось, девок хороводами водит? Бордель тут форменный открыл? И соседи ругаются? Так или нет? Что ты мнёшься и жмёшься, как целка на распутье, отвечай батьке правду.
-Так точно! Водит и утром и вечером, и соседи мне жалуются. Молодой, кровь играет. Кому, какое дело до личной жизни?
- Мне есть дело, понял? - прищурился Передерий, - мне до всего есть дело. Вот только экзамены этот байстрюк сдаст, так я его так в работу запрягу, что он забудет даже думать об этом блядстве. Не хочу, чтобы мой сын так себя по- хамски вел, как эти президентские сыночки, которому рано или поздно, но кто – нибудь рога обломает. И посматривай своим ментовским оком, кто вокруг моего сына тусуется, что за люди. Глаз с него не спускай. И кому и куда надо слить эту важную для меня информацию, ты знаешь? Правильно, моему начальнику охраны. Служи, майор, верно - обделён наградами не будешь. Передерий поднялся по ступенькам и двое охранников, идущие впереди, успели быстро осмотреться в подъезде и, распахнув настежь двери в квартиру покойника, освободили проход к гробу. И мгновенно зафиксировали всех тех, кто в этой квартире находится. Внучка покойника уже вышла из прострации и торопилась упаковать вещи, и приготовить к отправке имущество. Видя её смирение, представитель риэлтерской конторы пообещал ей дать машину, чтобы одним разом вывести все хламьё из квартиры. Первая старушка, кто негласно взяла на себя все руководство похоронами и расход денег, отпущенных свыше на поминки, недовольно почувствовала, все усиливающееся давление другой, инициативной и целеустремлённой старушки, любительницы подобных мероприятий, где худо - бедно, но ведь крутится копеечка. И кой- чего всё же, другой раз перепадает. Спор между ними возник существенный. Вторая старушка в руководстве похорон, дабы сделать в пику первой, стала настаивать на том, чтобы официально пригласили священника. А первая старуха, в богомольной черной одежде категорически была против, так как прекрасно понимала, что батюшке надо будет платить от тех денег, что дали. И, подняв палец к потолку, стала доказывать, что покойник при советской власти был активным коммунистом и нельзя никак священника подводить.
Она так убедительно и смачно произнесла слово: свящщенник, что её оппонентка только развела руками. А по поручению богомольной старушки, её племянница с подругами, уже закупили спиртное и продукты для поминок. И теперь все мысли той и другой старушки крутились только вокруг этой суммы, и желанного остатка.
Передерий вошёл в квартиру, низко всем поклонился, подошел к гробу, перекрестился и тихо произнес: Прощай, мой любимый учитель. Пусть тебе земля будет пухом. Но я свое слово, данное тебе, незадолго до смерти сдержал. Ты будешь похоронен рядом со своей женой.
Все, опустив скорбно головы, стараясь, не привлекать к себе внимания, искоса, но всё же, с любопытством, поглядывали на этого человека, которому в это жуткое время полнейшего развала государственности, разгула бандитизма и воровства, по всей шири и дали Украины - всё было нипочем. И кто, в отличие от миллионов своих соотечественников, гонимых ветром страшных перемен, в поисках постоянного куска хлеба, мог добиться всего того, чего бы он ни пожелал и взять то, что он хочет. И забрать всё то, что ему нравится, позволить себе то, о чем миллионы даже мечтать не могут, потому, как не знают этого. И ни разу не видели, не слышали, не пробовали и не имели.
- Вот, суки позорные, довели батькивщину и народ до такой степени, что обычные похороны стали проблемой номер один, - возмутился Передерий. - Там на кладбище - один козлина выдрючнулся. То ли спутал меня с кем – то, то ли, вообще, оказался по жизни отморозок. Захотел, чтобы я, уважаемый в обществе человек, народный избранник, батька для всех тех, кто работает на моих предприятих и под моей крышей, позолотил бы ему, хабарнику, ручку. Ну, ему, паршивцу, зарядили только не в лапу, а в бошку. Я чуть было весь этот кладбищенский коллектив воров и взяточников не зарыл заживо в свежей могиле, которая ждёт нашего дорогого и незабвенного покойника. Не переживайте, похороним красиво, по- человечески. И ни одна мразь со стороны, не скажет, что учитель батьки Передерия, хреново ушел в свой последний путь. Вся техника: катафалк, автобус, оркестр - всё уже едет сюда. Так, Микола, или не? - неожиданно резко обернулся он в сторону своего помощника.
- Как ты сказал, батька, так все и буде, - громогласно подтвердил помощник .
- Простите меня люди, что не могу с вами помянуть хорошего человека. У меня сегодня две очень ответственные тёрки с большими людьми. Ну, вы сами понимаете, как политику моего ранга и авторитета, надо сегодня поучаствовать в круглом столе, на телевидении, где будет весь сходняк политиков и бизнесменов. Можете, не напоминать. Всегда помню, что моя главная задача: сделать вас всех счастливыми. Люди, которые в меня поверили и отдали мне свои голоса, - голодать никогда не должны, и жить позорно тоже. Я помню об этом, и вы помните, кто я для вас есть. И вместе мы уроем всех зрадникiв нашей неньки. Всем надо быть вместе, как одна семья.
- Хай живе наш батька!- чуть нараспев произнес помощник, и все охранники тут же стали скандировать, и делать людям страшные глаза. И люди тотчас поняли, что от них требуется, и тоже дружно подхватили. А богомольная старушка, стала креститься и от себя еще добавила: «Многая лета нашему батьке, Александру Васильевичу!»
-Спасибо, спасибо мои родные, - произнес растроганный Передерий. - Живите с миром, а я вас никогда не подставлю и не брошу.

На экран крупным планом наплывает дом по улице Незалэжности, в котором за одно это утро и теперь уже день, произошло столько всяких, больших и маленьких событий, кому-то важных и заметных, кому-то нет. И неожиданно на фоне этого дома появляется всё еще знакомый и родной образ великого артиста советской эпохи, которого многие из нас, независимо от нации и уровня образования, боготворили за талант, и искреннюю любовь к нам, своим зрителям. Образ незабвенного Аркадия Исааковича Райкина, с его, поистине райкинской, неповторимой, доброй улыбкой. И великий артист двадцатого века, которому рукоплескали не только его советские соотечественники, но и зрители: Лондона, Берлина, Парижа - произносит начальную фразу своего знаменитого монолога, в котором сокрыто столько смысла и столько боли:
« Дом большой. Народу много, а поговорить не с кем ...»
Но великий сатирик не будет произносить весь свой монолог. Другое время - другие мотивы и песни. И на фоне дома по улице Незалэжности звучит голос диктора: О чём, вообще, можно, сегодня говорить, когда и так ясно всем тем, кто зарабатывает свою краюху хлеба на Украине тяжким и праведным трудом? Что хорошее дальше не ждёт. Когда никто не знает, что ожидает человека труда и простой судьбы дальше: будет ли работа, даже с такой мизерной зарплатой? Не подскочат ли опять реальные цены на продукты питания и всё то, что необходимо для жизни? И не создается такая страшная ситуация, когда за коммунальные долги, а уровень коммунальных плат растет непропорционально росту дистофичной украинской экономики - заберут квартиру? И уж тогда армия бомжей на Украине станет абсолютным лидером в постсоветском пространстве. И грызёт многих один и тот же вопрос, ну, сколько же можно демонстрировать свое неумение руководить, свою государственную бездарность народу несчастной Украины? Ну, ведь нигде и никогда с одной овцы столько шкур сразу не состригали. Куда же ты бредешь, несчастная. ограбленная Украина, слепая и глухая? И кто твои поводыри? Воистину, слепые ведут слепых - непонятно куда.

Фрагмент тринадцатый, заключительный.
Крупным планом показано в кадре здание, на котором висят транспаранты: » Все на встречу с кандидатом в президенты Украины от политического и всенародно любимого блока «Щастливе життя» народным захисником и избранником, нашим ридным батькой, Олександром Василэвичем Передерiем! Отдадим свои голоса и сердца - любимцу украинского народа!» И на экране появляется масса счастливых и радостных людей, которые идут из распахнутых дверей, прижимая к груди, или держа в руках, обязательную палку копчёной колбасы и бутылку горилки. Все дружно несут - никто не обделен и щедрость батьки поистине удивительна. На углу одного пожилого человека, которому почему-то досталось две бутылки горилки - останавливают несколько подростков, и после некоторых усилий, и отчаянного сопротивления, отнимают лишнюю бутылку. «Делиться надо по справедливости, как всех нас батька Передерий учит», - орут довольные подростки, награждая свою жертву увесистыми тумаками.
На экране показались в полном составе молодые, здоровые ребята с фигурами спортсменов и с повадками и манерами бандитов. Их ведет Павел Антонович, новый муж соседки Тамары. Над ними развевается транспарант: «Спортивно-охранный клуб «Надёжная крыша» призывает всех голосовать за батьку Передерия Александра Васильевича! Бизнесмены и предприниматели Украины! Все те, кто занимается мелким и средним бизнесом, держит ларьки и челночит: помните, с нашей надежной крышей, под крылом нашего драгоценного батьки, вас никогда не порвут, как туалетную бумагу!». Впереди колонны двое детей счастливой и сытой Тамары: мальчик и девочка держат плакатик с надписью: «Хай живэ, наш любый батька Александр Васильевич!»
И соседи из дома по улице Незалэжности идут к этому зданию, где на фронтоне висит портрет батьки, и тоже выкрикивают ему здравицы. И люди всё прибывают, и прибывают. Вот и сын батьки, Колька, приехал на иномарке, битком набитой пьяными и обкуренными малолетками. Все они вышли из салона, машут руками, пьют импортное вино из бутылок. Под влиянием нахлынувших чувств к своему, суперзнаменитому и всенародно любимому отцу, Колька раздает своим девчонкам презервативы и они, надувая их, машут ими, как праздничными шариками.
А на экран наплывает фигура кандидата в президенты, всенародно любимого батьки Александра Васильевича, кто в этот момент выступает в прямом эфире со своей предвыборной речью.
И раскинув широко по сторонам руки, он в порыве эйфории кричит в прямой эфир, на всю застывшую у экранов телевизоров Украину:
- Люди, та я люблю вас больше, чем собственного сына и свою жинку, и гораздо больше, чем все те баксы, фунты, и евро, которых у меня немерено, потому что не в деньгах правда, а правда - в понятиях. Жить будем по понятиям, и всем сразу станет хорошо.
А на экране появляется географическое изображение Украины в тех границах, в которых она обрела в 1991 году незалэжность и суверенитет. И батькины руки, как щупальца большого спрута, охватывают всю Украину, и она постепенно исчезает в этих тёмных, цепких объятиях.
Хай живе, батька! Прощай, Украина!
Леонид Шнейдеров

В 1991 году, Украина заслуженно считалась одной из самых благополучных республик СССР. Этому немало способствовало талантливый, трудолюбивый народ Украины. По уровню всех видов образования и рейтинга всесоюзной науки республика ни в чём не уступала РСФСР. Разнопрофильная, мощная экономика Украины вносила свою достойную лепту в бюджет и обороноспособность СССР, пользовалась всеми дарами полезных ископаемых советского государства, львиная доля которых была сосредоточена на территории РСФСР. За двадцать лет своей независимости, благодаря совершенно бездарному и преступному правлению четырёх президентов, Украина превратилась в страну - банкрота. Бюджет фактически отсутствует. Международный долг западным кредиторам составляет астрономические цифры. Экономика в полном развале. В стране отсутствует единая национальная идея. Уровень смертности неуклонно растёт. Уровень рождаемости неуклонно падает. Некогда благополучная республика, где всегда обращали серьезное внимание на проблемы материнства и детства, стала европейским заповедником педофилов и растлителей детей. Уровень детской проституции поражает, вызывает шок и лютую ненависть к кучке ублюдков, занятых только одной идеей-фикс: стать фантастически богатыми, выжать из этой, некогда цветущей республики, все живительные соки все деньги, лишить свой народ право на жизнь. Прогнозы на будущее весьма неутешительны.
 
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск: