Действие первое. Картина первая.

На сцене режиссёр балетной труппы Бобовский. Он пристально всматривается в бинокль многократного усиления, задумчиво произносит:
— Да, этот неугомонный старец уже здесь. Ни моль, ни плесень его не берут.
Передает бинокль своему помощнику Вальдемару, мрачно произносит:
— Этот осколок эпохи уже приготовился меня зарезать. Третья ложа бенуар. Видите этот похотливо-аристократический нос старого балетомана? Готовьтесь, Вальдемар, нас ждут великие потрясения.
Вальдемар: На вид обычный дедуленц. Кажется, сморкается в манжет.
Бобовский: Помилуйте, Вальдемар! Как вы далеки от мира искусства и интриг! Это же светлейший князь Защекин-Нессесеров, известный русский монархист, международный эксперт балета. Этот, изнемогающий от подагры сластолюбец, открывает для сцены новые таланты и одновременно их совращает. Балерина или танцовщица, получившая его благословение, тепло принималась прессой и критикой и становится знаменитостью. И каждая из них носит отпечатки пальцев этого порочного козла. Его знают все королевские династии Европы. Он подвизается, как знаток всех династических ветвей, и знает не понаслышке интимную жизнь великосветских будуаров и родословную любой королевской псарни. Остается уповать на снисхождение судьбы, но боюсь, что моя постановка «Явление Афродиты» будет провалена этим вредным старикашкой. Еще есть несколько минут до премьеры, и я хочу сказать напутственные слова всем исполнителям. С Зевсом, отцом богини Афродиты, я уже переговорил. Похоже, что он трезв, как стеклышко. Проследите, чтобы он не нализался в перерыве между действиями. Теперь я жду Афродиту и ее божественного сына, шалунишку Эроса.
На сцене появляется полная женщина в прозрачной накидке с распущенными по плечам волосами — исполнительница роли богини Афродиты. Она останавливается возле Бобовского. Он мрачно рассматривает ее и саркастически замечает:
— Сдается мне, голубушка, у вас килограммчиков эдак шестьдесят лишних. Сейчас столько препаратов для мгновенного похудения. Взять хотя бы этот чудодейственный элькарнатин — сжигатель и убийца жиров.
Афродита недовольно: Обижаете, Сергей Сергеевич. Ну, может, килограммчиков тридцать перебор. А элькарнатин ваш — жуткая лажа. Я потеряла на нем сотню евро. Если что он жжет и палит, так это наши деньги. Сейчас все русские газеты завалены рекламой капсул с яблочным уксусом. Многим уже помог Осликон-10. Ну, эта такие биологические вытяжки из ослиного копыта, что придумали наши эмигранты. Я уже перепробовала этой отравы дальше некуда. И, между прочим, Афродита ведь не была худенькой дистрофичкой, а всегда считалась пышной, тучной. Ну, в общем, женщиной приятной полноты.
Бобовский: Тучными бывают только коровы, но не богини светоносной Эллады. Афродита, конечно же, не худышка. Она при формах.
Афродита: А я просто пышная, соблазнительная женщина, баба-ягодка еще.
Бобовский, сердито: Ах, оставьте эти изюминки, рахат-лукумы, шербеты. Не в полноте ведь дело. Богиня Афродита— это стихия любви.
Афродита радостно хлопает в ладошки: Ой, тютелька в тютельку, как мой фройндик, ну сожитель по-нашенски, Махмудик сказал.
Бобовский, строго: Что сказал этот ваш Махмудик? Почему не знаю?
Афродита: Ну, насчет стихии любви он очень доволен. Любит он это дело, просто сил моих уже нет. Скажите, Сергей Сергеевич, а я буду залу грудь показывать при выходе из морской пены? В либретто этой сцены нет, а Клара, ваша асисстентка,сказала, что вы недавно утвердили этот фрагмент.
Бобовский: Утвердил, вопреки своему критическому восприятию всей этой разнузданной эротики. Утвердил под впечатлением образа французской революции. Это же феерия. Знамя в руках и грудь нараспашку. Но там же грудка. Это же ослепнуть можно повторно. А что вы собираетесь демонстрировать зрителям? Эталон необъятности?
Афродита: Ну, зачем же женщине в душу плевать? Между прочим, я в прошлом году стала призершей желтой прессы на самую приятную домашнюю грудь и даже сертификат выдали. Могу показать.
Бобовский: Вот зрителям и покажите ваши призерские достижения, но только эпизодически. Не надо грудью махать перед залом, как красной тряпкой перед быком. В зале могут случайно оказаться и сексуальные маньяки и всякие, нервно возбудимые и эти извращенцы, постоянно озабоченные нехваткой половых контактов. Так, чуть-чуть её приоткрыли и сразу же прячьте подальше от неприятностей. Сертификат свой покажите вашему Махмуду. Кстати, он, чем занимается?
Афродита: Он овощную лавку держит, но замахивается открыть пиццерию, и кебабовну мечтает иметь свою личную. Шустрый такой турок, как электровентилятор.
Бобовский: Как нашей труппе нужна щедрая рука мецената, спонсора и подлинного покровителя истинного искусства. Вы пощупайте его на этот предмет.
Афродита застенчиво смеется: Да уж, щупанный он перещупанный, места живого нет. Три года вместе — разлепиться не можем. Ой, чуть не забыла, а Клара так и не объяснила: надо ли Афродите, когда она рождается из пены и появляется перед зрителями, там подбривать или все оставить, как и должно быть?
Бобовсий: Где это там подбривать?
Афродита: Ну, на причинном месте. Я же выхожу их морской пучины голенькая и тут же заворачиваюсь в пену, чтобы не сглазили.
Бобовский, уничижительно: Голенькая вы выйдете из домашней ванны и завернетесь в махровую простынь. В моей постановке вы олицетворяете образ древнегреческой богини любви. Вы появляетесь нагая и обволакиваетесь пеной морской, чтобы никто из смертных не подсмотрел божественного таинства зарождение красоты и света. Впитайте в себя сценический образ, как косметический крем. Вы несете людям, ну, естественно, в первую очередь нашим зрителям, триединство божественного восторга: любовь, красоту, счастье.
Афродита: Какое счастье, Сергей Сергеевич, уже три месяца на подсосе. Когда же нам заплатят по-человечески?
Бобовский: Дитя мое, истинное искусство, кого создают непризнанные пока гении, сытым не бывает, и угасает от переедания, как свеча. Вот покончим с премьерой, и Бог даст нам хорошие гастроли. Привлекайте смело любовников, сожителей, спонсоров. Пусть поддержат истинное искусство. Ступайте на место, сейчас начинаем.
На сцене появляются три балерины в хореографическом облачении. Шурша пачками, они подходят к своему режиссеру.
Бобовский: Запомните, мои юные дарования, это не кафешантан, где задирают ноги до потолка, не тошнючий стереотип болезненной американской похоти с Шарон Стоун без нижнего белья. Каждый день тысячи потаскушек являются к нам с экрана кино и телевидения, со страниц журналов и низкопробных газет. Но Афродита — олицетворение светлого начала человеческих отношений — всегда чиста, свежа и неповторима. Ваш танец не несет порнографической окраски, вы эротоманки — спутницы вечно юного проказника Эроса, любимого сына богини. Вы шаловливы, кокетливы, резвы как бабочки, и никаких намеков на серьезный секс с его животными проявлениями. Вы сопровождаете сына к месту встречи с матерью Афродитой, дочерью могучего Зевса, кто унаследовала от своего отца-владыки Олимпа, бессмертие и вечную молодость пополам с красотой.
Первая балерина: Сергей Сергеевич, а как так может быть: мать еще не родилась, а сын уже на ногах и идет ее встречать?
Бобовский: Это пик абстракции. Искусство живет образами. Они боги — дети Зевса — не рождаются, как люди головкой вперед и приехали. Они уже созданы целиком на Олимпе и доставляются на землю, так сказать, уже в готовом виде. Это надо прочувствовать. Они трансцендентны и легко меняют свои телесные оболочки точно так же, как мы мнения друг о друге. И старайтесь в танце не стеснять движений вашего хозяина Эроса. Кстати, где Эрос? Где этот вечно юный шалунишка с луком судьбы, чьи стрелы ранят сердца влюбленных? Почему до сих пор нет Эроса на сцене?

Балерины, пожав плечами, убегают, чтобы занять свои места и ждать поднятия занавеса. Появляется помощник режиссёра Вальдемар.

Вальдемар: Плохие новости, Сергей Сергеевич, Сейчас позвонили: Эрос не придет, у него муж заболел.
Бобовский недоуменно таращится: Как муж? А он кто?
Вальдемар: Ну, вероятно, жена, подруга, девчонка, если хотите.
Бобовский: Что же, мне раньше никто не сообщил, что этот юноша иначе запрограммирован. Ну, напомните колер, черт возьми.
Вальдемар: Да обычный колер. Мне рассказывали, под настроение он может и мужчиной стать. Ну, как плащ с подкладкой. А вспомнил, будь он неладен, бисексуал он по всем понятиям.
Бобовский: Час от часу не легче. Спектакль горит. Эрос — бисексуал. Я — старый неудачник, а через одну минуту занавес. Господи! Спаси и помилуй! Что делать? Это же наш последний шанс. Еще и этот светлейший пердун, князь Защекин торчит в зале. Кошмарище!
Вальдемар: Людей лишних никого. Сами знаете, всё на энтузиазме и любви к театру. У меня нога после перелома, а то бы станцевал.
Бобовский: И меня, как назло, грызет геморрой от волнения. Каждое движение причиняет нестерпимую боль. А что это за старичок постоянно оттирается на сцене возле наших танцовщиц?
Вальдемар: Это Якоб — пенсионер. Он помогал освещение наладить, любит на девочек поглазеть. Он — фанат балета и когда-то у себя в Казахстане выступал в самодеятельности.
Бобовский: Это дар судьбы. Готовьте его на роль Эроса и облачите в хитон. Это типа ночной рубашки, чтобы публика не видела жуткие старые венозные ноги вечно молодого Эроса.
Вальдемар убегает. Бобовский протягивает руки вверх: О, Господи, ты видишь, как тернист путь гения искусства. Двадцать лет я не могу изумить мир постановкой своей Афродиты. То начался обмен денег в Союзе, то ГКЧП выползло, то Ельцины на Горбачёва наехал, то бандиты с Чубайсами затеяли дележ. То стрельбы, то грабеж, то полное безденежье. И сегодня в Германии, когда я сотворил сценическое чудо, какой-то сопливый бисексуал ставит мне палки в колеса судьбы.
Появляются Вальдемар и Якоб.
Бобовский: Голубчик, вы рисунок танца Эроса представляете? Вы, вообще, сценически мыслите?
Якоб: Да я с детства занимался бальными танцами при клубе нашего мясокомбината. Я ведь заочно культпросветучилище закончил в Семипалатинске. Подергаться я смогу, но у меня четыре байпаса в сердце, а вдруг скисну?
Бобовский: Старайтесь не подстраиваться под ритмику танца вашей свиты. Чуть сбавьте темп, чувствуйте себя бриллиантом в окружении самоцветов. И, боже упаси, эти пошлые махания руками. Это не дискотека, где трутся всеми местами сразу. Одевайте, голубчик, саван. О, Господи, я совсем ополоумел от волнения. Я хотел сказать хитон. К счастью, у нас есть один лишний сценический хитон. Скорее, сейчас поднимут занавес.
Вальдемар и Якоб уходят. Бобовский устало бредет к месту, где рабочий сцены проверяет крепления тросов.
Бобовский: Что ж, последуем за Гамлетом. Быть или не быть? Если свершится, то тогда эти небожители, окопавшиеся на Олимпе сценического искусства, должны будут потесниться и уступить мне законное место. Столько лет напрасных прозябаний и театральных интриг на фоне родного бандитского Петербурга. Сегодня или никогда! Я должен им всем доказать, кто я.
— Ты, чмо болотное, социальщик сраный, — звучит откуда-то жуткий, хриплый голос.
Бобовский прячет лицо в ладони, затем гордо откидывает голову и с пафосом произносит: От правды не уйдешь, Повторите это еще раз и в глаза мне смотрите, прямо в глаза.
Он озирается по сторонам, но рядом никого нет.
Рабочий сцены: Не переживайте вы так, Сергей Сергеевич. Это попугай нашего сторожа дуркует. Да, такой, сволочь, гавкучий! Он прячется где— то тут и уже всех оскорбил. Вредная птица.
Бобовский: Попугай, ворона, дятел — плохая примета перед спектаклем. Звучат мощные аккорды музыки и слышен бас Зевса, пробующего голос:

О,Афродита, ты воплощенье красоты,
Ты даришь смертным сладкие мечты...

К Бобовскому подходит запыхавшийся Вальдемар:
Вальдемар: С почином вас, Сергей Сергеевич!
Бобовский: Ноет сердце, что-то не усмотрели. По дыханию Зевса чую, он уже чуток перебрал. Когда только успел? Я же просил его до конца спектакля не единого грамма спиртного.
Вальдемар: Да на его брюхо мерзавчик бренди, как слону маковое зернышко. Вроде в голосе. Партию ведет. Не травите себе зазря душу.
Бобовский: Вальдемар — это же мой последний шанс, силы на исходе. Достает валидол, кладет таблетку под язык.

Действие второе. Картина вторая.

Звучит дикторский текст:

Спектакль в разгаре. В этот момент, по замыслу Бобовского, происходит встреча новорожденной, но вполне сформировавшейся, как женщина, Афродиты, со своим сыном Эросом, кто прибыл подтвердить свою сыновью любовь и право находиться отныне в свите богини любви и красоты.
На сцене появляются три девушки-эротоманки. Они сопровождают Эроса и вся эта кавалькада медленно приближается к Афродите, кто в прозрачной кисее медленно движется в танце им навстречу. Ошалевший от такого количества молодых тел и колыхания груди Афродиты, Якоб неожиданно возбудился, как несовершеннолетний. Вместо того, чтобы исполнять в танце партию Эроса, он стал хватать своих спутниц за непотребные места, горячо задышал и взмолился: О, мои курочки! Я готов на все. Берем тачку и едем ко мне. Плачу наличкой. Я как чувствовал, что это обязательно состоится, и чуток виагры принял. Ну, кто-нибудь! Ну, такой стол накроем, девчонки. Ну, в натуре, надо же помочь расслабиться старому танцору. Ну не на стены же мне бросаться?
Пританцовывая и размахивая руками, он подскочил к Афродите и, не удержавшись на ногах, ткнулся ей головою в грудь: Ой, какие сладостные холмы и совсем розовые, как недельные поросята. А может, сговоримся полюбовно. За все будет уплачено. Ой, не могу! Все гудит!
Афродита, продолжая танцевать, испуганно шарахается в сторону, шипит, как рассерженная кошка, пытается урезонить Якоба.
Афродита: Мужчина, вы же на сцене. Возьмите себя в руки,что вы трётесь об меня, старое несчастье. Вы не очень-то борзейте. Если Махмудик в зале, он из вас шницелей нарежет и съест без приправы. Смотрите, девочки, этот чмошник мне синяков понаделал пальцами, попробуй потом моему турку доказать, что тебя никто не лапал.
Первая балерина: Ой, не говорите, тетя Вера. Какой-то чокнутый дед.
Вторая балерина: Ой, мамочки, он мне резинку от трусов порвал. Я ушла в осадок.
Афродита: Локтями, локтями придерживай трусики и к заднику сцены прижимайся. Гляньте, у него пена со рта пошла. Кто-нибудь, отведите его, в конце концов в бордель. Пусть его облегчат. Тут всего два квартала до их заведения, а то еще помрет от натуги.
Звучат заключительные аккорды, медленно опускается занавес.

Действие третье. Картина третья.

Бобовский и Вальдемар. Обхватив голову руками, режиссёр тихонько подвывает: Все, это финал! Двадцать лет стремлений и поисков новых сценических форм коту под хвост. То бисексуалы преследуют, теперь этот сексуальный маньяк опошлил мою идею. Боже мой! Еще немного и он бы совершил бы на глазах зрителей разнузданный половой акт. Что в зале нас освистывают?
Вальдемар: Да вроде орут бис и браво. Значит, им это понравилось. А вот и гость на сцену рвется, ну этот старичок, князь Кошельков-Бумажников.
Бобовский: Этого еще не хватало. Старая гиена приползла меня добить и насыпать соли в раны. Не дождется. Я спрячусь под лестницей, не хочу слышать, как он поливает грязью мое творение.
Бобовский убегает, а на сцене появляется светлейший князь Защекин-Нессесеров. Опираясь на костыль, он подходит к рампе и обращается в зал.
 Защекин-Нессесеров: Друзья мои! Нет ничего прекраснее балета, где три славные сестрички: грация, пластика и красота вызывают у нас феерию чувств и бурю образов. Но русский балет — это чудо неземное. Я потрясен до глубины своего старческого маразма. Это, как эякуляция вулкана. Столько мощи и живого человеческого естества. Впервые в мире, образ Эроса получил такую блестящую трактовку. Он показан стариком, кто хочет насладиться осенними последними денечками, которые отпущены всем нам смертным и немощным. Это гениальный образ и вся трактовка постановки, ее главная идея, дают нам право заявить, что в мир искусства пришел русский гений. Где же Бобовский? Сергей Сергеевич, приди, я облобызаю тебя перед смертью и благословлю, как я благословил многих ведущих мастеров сцены. Какой день! Какой праздник для балетоманов! Это квадрат Малевича в балете. Он втянет в себя всё, и всё поглотит. Завтра же отвезу Бобовского и всю его труппу в Париж. Где исполнитель роли Эроса? Я хочу прижать его к своей, мятущейся от волнения и любви к балету груди.
Вальдемар на цыпочках подходит к князю, сообщает: Простите, товарищ князь. Я очень волнуюсь, герр Подщекин-Несунов.
Князь: Полноте, друг мой, не берите в голову. Называйте меня просто: светлейший. Это гораздо интеллигентней и приятней звучит, чем ваше похеренное товарищ.
Вальдемар: Значит, так, товарищ светлейший, Якоба, кто Эроса играл, увезла скорая помощь. Он немного траванулся виагрой. На сцене душно, женщины полуголые, он сомлел.
Князь:Да ,я заметил, что он был несколько возбужден. Но, каков боец! Наша школа. Где Бобовский? Разыщите мне Бобовского и айда всей труппой на банкет. Всё за мой счет. Взвейтесь соколы орлами, полно горе горевать! Ах, эта черненькая, так прелестно исполняет па— де— де. И эти точенные, явно русские ножки. Проклятый склероз не могу вспомнить, кого она мне напомнила. Ах, эти сладкие балеринки, они украшение и истощение моей жизни.
В сопровождении Вальдемара покидает сцену.

Действие четвертое. Картина четвертая

На пустой сцене появляется расстроенный Бобовский. Он отряхивает костюм, чихает несколько раз.
Бобовский: Наглотался пыли и вымазался, как свинтус. Впрочем, это уже не имеет значение. Я один — мечты мои разбиты. Смысл жизни потерял свою прежнюю привлекательность. Лучшее средство от позора и злословия — смерть!
Он отбрасывает пиджак в сторону, оглядывается по сторонам: А вот и крюк подходящий. А в углу, возле задника, я вижу монтажную веревку. Он идет к этому месту, поднимает женские трусики, печально разглядывает их
Бобовский: Девочки, милые. Старались изо всех сил, даже трусики потеряли в творческой запарке, но спектакль уничтожен. Кто теперь сможет привить им чувство непорочной красоты, научит их познать радость откровения в танце?
Возится с верёвкой, делает узел, замечает в углу стул, подносит его к веревке, закрепленной на крюк, становится на стул и восклицает:
— Прощай, великое искусство! Я не смог стать твоим преданным жрецом и уберечь тебя от тления разврата. Как всегда не оказалось ни денег, ни высоких покровителей. Я гибну — балет вечен!
Бросается вниз и повисает на руке, стянутой веревкой.
Бобовский отчаянно: Люди, скорей, помогите бедному человеку. Я неудачно повесился и боюсь вывихнуть руку. Кто-нибудь, кому дороги судьбы русского балета, придите и снимите меня из этой ужасной петли. О, Господи, я так устал и нестерпимо хочу по маленькому.
На сцене появляется Вальдемар. Он слышит вопли Бобовского, и тотчас бросается ему на помощь.
Бобовскиий тяжело дышит, вытирает испарину: О, мой спаситель, ты как всегда оказался кстати. Я решил сыграть блиц со своей судьбой. Моя жизнь уже не имеет никакого смысла.
Вальдемар: Ну, конечно же, вы же просидели три часа под лестницей и ничего не знаете. Шумный успех. Нас три раза вызывали на бис. Потом светлейший князь Щекатов — Портмоневский выступил перед зрителями, назвал вас русским гением, пообещал наградить вас орденом золотого козла за заслуги перед искусством.
Бобовский: Невероятно. Я чувствую легкое, но такое приятное головокружение. Но что это за орден такой: Золотого козла? Это отдает насмешкой.
Вальдемар: Ох, простите, Сергей Сергеевич, немного выпил и подзабыл. Называется этот орден имени золотого барана или барашка. Ну, вообщем, мне показывал светлейший этот орден. Он его носит. Натурально золотой баран, украшенный колосьями.
Бобовский: Этот орден называется «Золотое Руно» и считается очень почетной наградой у монархистов. Я польщен до глубины души. Вальдемар, искусству надо служить, отдавая себя полностью, сгорая до конца, и только тогда придет настоящий успех. Где Афродита? Зевс? Девочки-балерины? Где моя труппа? Я хочу всех видеть.
Вальдемар: А кто где. Нас светлейший забрал в ресторан и закатил грандиозный банкет. Зевс уже скопытился. У Афродиты шумный успех. Набежали репортеры, фотографировали для журнала ее бюст. Потом к нашему столику подошел хозяин самого большого кабаре в городе, передал корзину цветов, и предложил, чтобы вы, как наш театральный фюрер и режиссер, подписали с ним контракт на показ эротических спектаклей.
Бобовский: Ни в коем случае. Я не создан для вертепов. Все, кто этого не поймут, расстанутся со мной. А если Афродите так нравится рекламировать свои молочные железы, пусть работает топ — моделью. Искусство не терпит суеты. Театр — храм, а не филиал борделя. На моих глазах гибнет труппа: одни пьянствуют, другие окунулись в разврат. А где мои ученицы-балерины?
Вальдемар: Светлейший князь сделал предложение смугленькой Танюше. Он хочет ввести ее в титул, ну все, как положено.
Бобовский: Он, что потерял последние остатки ума? Ну, кто женится в 89 лет. Маразм окончательное лишил его рассудка и сил.
Вальдемар:Я, пожалуй, другого мнения. Он ест и пьет, и произносит тосты, как вполне еще здоровый и соображающий человек. И когда этот фройнд Афродиты, ну этот турок Махмуд, пришел с ней разбираться, так светлейший очень даже себя положительно и смело проявил.
Бобовский: Что там еще, чёрт возьми, произошло? Нам еще не хватает публичных скандалов и разборок с мусульманами. А вдруг они симпатизируют этому ужасному Бин-Ладену, кто бродит по миру, как тень отца Гамлета? Что там стряслось?
Вальдемар: Махмудику не понравилось, что его фройндин моталась по сцене почти голая, и что она вывалила в ресторане свое богатство, и позволила этим фотогрофам-педерацци запечатлеть ее грудь на пленку. Он приказал ей надеть чадру и идти с ним. Афродита перепугалась не на шутку, но возразила ему, что у себя в Пензе, и теперь здесь, в Германии она никогда не носила, и в жизни не наденет этот душный и неприглядный платок. Тогда он стал выкручивать ей руки, но поднялся светлейший и заявил, что он потомок столбовых дворян и лицо, приближённое к наследнику российского престола. И что честь русского дворянства обязывает его защитить и оградить женщину от проявлений хамства и насилия. Он так треснул Махмудика костылем по горбу, что тот на карачках выполз из зала. А слуга светлейшего Егор выкинул на улицу, прибывших с Махмудом дружков. А когда появилась полиция, которую вызвал хозяин ресторана, то князь показал им, какой-то жетон или перстень, — они взяли под козырек и тихо ушли без протокола.
Бобовский: Ну, конечно, светлейший, один из магистров масонской ложи. Столько событий, пока я отсиживался под лестницей, в кромешной темноте. Идемте спасать нашу труппу от тлетворного воздействия западной морали. Я всегда не любил коммунистов, но уважал Сталина, кто пресекал на корню этот жуткий разврат, который нам навязывали империалисты под видом обмена ценностями культуры. Поспешим, мой верный помощник. Время не ждет!

Действие пятое. Картина пятая

Та же сцена. Появляется сторож. На его плече попугай.
Сторож: Пора нам, старый носатый дурачок, на покой. Пора пить чаек и махен шлафен.
Протяжно зевает. Слышны сильные удары в дверь
Сторож: Кого это нелегкая принесла? От этих чокнутых актеров нет ни днем, ни ночью покоя. Пойду-ка посмотрю.
На сцене появляется светлейший князь Защекин-Нессесеров со своим слугой Егором и тремя балеринами из труппы. Князь подходит к рампе, смотрит в пустой зал, произносит:
— О, как я обожаю запах театра, особый запах балетной труппы, огоньки глаз в зале. Я впитал эту красоту с малолетства. Шампанское здесь дрянцо, но после него все равно хочется танцевать. Егор, мою любимую с выходом.
Егор достает губную гармошку, наигрывает мелодию из оперетты Сильва. Князь напевает приятным голосом: «Красотки, красотки, красотки кабаре, вы созданы лишь для развлечений!» Он отбрасывает опостылевший костыль и лихо проносится в танце. Увлеченные его порывом, юные балерины, закружились в танце. Князь подхватывает Таню на руки и задорно кружится с ней в танце.
Таня: Ой, вы еще такой сильный, но ведь вы такой старый!
Князь: Старый но не дряхлый, любовь моя последняя.
Он становится на колени перед Таней и с мольбой в голосе произносит:
— Звездочка моя путеводная, стань мне законной женой и княгиней Защекиной-Нессесеровой. Я хочу ввести тебя в права наследования, дабы ты могла бы пользоваться наравне со мной всеми богатствами и помещениями, принадлежащему моему древнему княжескому роду.
Таня, смущенно: Князь, простите, Алексей Аполлинарьевич, миленький, ну вы ведь в таком возрасте. Может вас с моей бабушкой познакомить? Она еще очень ничего, каких-то шестьдесят пять. Ну, не хмурьтесь. Хорошо, оставим бабушку. А у меня мама разводная. Такая лапочка, плясунья, хозяюшка.
Князь: Ах, Танюша, при чем тут ваша обожаемая бабушка и несравненная мама. Я полюбил вас. Именно в вас есть этот шарм, кто заставляет мою непредсказуемую дворянскую кровь носиться, как угорелую.
Таня: А вдруг вашей бывшей жене не понравится, и она напустит на меня порчу и сглаз.
Князь: Не бойся, мое сокровище. Она уже давно почила в бозе, как, впрочем, и остальные. Место в опочивальне княжеского рода свободно. Я представлю тебя всем королевским фамилиям Европы и обязательно отобедаем у королевы-матери. Когда-то ее мама имела на меня виды.
Таня: Вы, конечно, имеете в виду королеву Елизавету. Ну ту самую, у которой такой симпатичный старший внук, что глаз не оторвать.
Князь: Безусловно, ее. Я дружу с ее сыном Чарльзом, вдовцом погибшей принцессы Дианы. У меня в Англии прекрасное поместье, а какие великолепные конные выезды. И тебе совсем не будет скучно. Рядом поселился олигарх из России Роман Абрамович. Приятный, вежливый молодой человек. Чудесный семьянин. Я имел честь прокатиться на его королевской яхте. Богат, как Крез. Таня, соглашайся. Ты примешь в свои сладенькие, нежные ручки наследственную шкатулку с украшениями княжеского рода. Она оценивается в сто миллионов фунтов стерлингов. А свадьбу мы сыграем в моем поместье в Шампани, потом я отвезу тебя в США, в Минесоту, где у меня предприятия, и где живет дальняя родня. О, свадьба, ты, будоражишь мое вдохновение. Егор, наиграй мне мелодию советской песни, которую я случайно услышал по приемнику, наслаждаясь русской речью.
Егор наигрывает мелодию песни и поёт: «Ах, эта свадьба пела и плясала». Князь подпевает, и поет, импровизируя на ходу:

Ах, эта старость, старость, нас заколебала,
Но я решил послать ее к чертям.
И хочется, и колется познать мне дам сначала.
Княгиня, я всего себя отдам!

Балерины хлопают в ладоши. Таня посылает князю воздушный поцелуй. Воодушевленный светлейший нежно поёт:

Ах, покрепче меня обнимите,
Прожигает волнующий взгляд.
Из белья что-нибудь подарите.
Ваши губки мне радость сулят.
Как люблю эти сладкие соты.
Наплевать на понятье — закат.
Я когда-то имел всю Европу,
А теперь обручиться бы рад...

Подхватывает Таню и кружится с ней в вихре вальса. И вдруг со стороны сцены звучит чей-то хриплый мерзкий голос: Пора на покой, старррый дуррак!
Князь вздрагивает, опускает Таню, крестится и говорит упавшим голосом Егору и своим гостьям: Идите к машине, и ждите меня. Дел очень много и надо все нотариально оформить и успеть зачать сына, будущего наследника моего рода. Ступайте, я хочу побыть один.
Все покидают сцену. Князь печально улыбается, разводит руками:
— Мой жребий отмерен. Всегда перед смертью к нам, князьям Защекиным-Нессесеровым являлись призраки, возвещавшие о скорой смерти, или каркал пророческий голос. Я готов разделить эту горькую участь, но у меня обязательства перед Таней. И наперекор даже смерти, я сделаю все, что ей обещал. Прощай театр, прощай балет, прощайте сладкие мужские утехи. Где мой старый, верный оруженосец?
Поднимает с пола костыль и заметно прихрамывая, покидает сцену.
Из-за драпировки занавеса вылетает попугай и хрипит вдогонку: Дуррраков развелось немерряно! Спать пора, а не шляться по театрам.

 
Спектакль-балет из коллекции Жозефа Арисменди. Народный театр Симферопольского Дома Учителя. Был тепло принят в Лондоне на декаде самодеятельных творческих коллективов, организованной чукотским губернатором Романом Абрамовичем.