Этот мутный Горбатый
Два старинных друга и постоянные партнеры по рыбалке повадились ездить ещё в бытность при Горбачеве на одно шикарное озеро. Оно раньше было приписано к обкомовскому Дому отдыха. Сидят дружбаны на бережку, рыбку ловят, радуются, что Мишка Меченный перестройку затеял, и чуток свободы дал вздохнуть.
День порыбачили классно. Второй день рыбачат. На третий день — подъехал катер. Оказалось, инспектор рыбнадзора. Мозги компостировал, насчет сохранения рыбной молоди, но, получив на лапу пол-литра водки, сразу же, перестал гундеть. В ту смешную пору всесоюзной борьбы с пьянством и алкоголизмом в самой пьющей стране мира, то поллитровочку родимую днем с огнем не купишь. Обрадовался инспектор и свалил в одночасье.
Вот один из рыбаков спрашивает у своего более грамотного товарища:
— Я, Михеич, пытаюсь этого Горбатого понять, да мутный он какой-то. Обещает одно, а на самом деле — все по старому, а жить всё труднее становится, цены скачут, деньги улетучиваются, как дымок от сигареты. Как понять— это его любимое выражение: Плюрализм мнений?
— Ну, я так понимаю, чтобы, значит, в душу, друг другу не плевали. Но ручку золотить всем, кому не лень— всё одно придется. Думаю, что без взяток и всяких подношений должностным лицам эта его перестройка хвалённая, и дня не проживёт.
Прошло некоторое время. Менты нагрянули на «бобике» — документы стали проверять, цепляются по каждому пустяку. Так осточертели, что пришлось им вторую и последнюю пол-литру отдать, и заодно самых крупных сазанов и судаков на разживу прихватили.
— А это, Андрюха, ответ тебе на еще одно любимое словечко Горбатого: Консенсус. Это надо так понимать: Кто на коне, тот пан, а кто пешие — сам понимаешь, кто. Вот менты — завсегда на коне при любом начальстве.
Рыбачат дальше — клев отменный. Второй вновь вопрос задал:
— Михеич, а как понимать надо, что Мишка Горбатый обещает, какой-то новый социализм построить с человеческим лицом. А мы тогда, с каким лицом жили все это время?
— Это, Андрюха, и для меня пока загадка, — признался Михеич.
К вечеру подъехал «Жигуленок» с рэкетирами. Старший, здоровенный амбал с коротко стриженой головой, прищурился, как голодный кот, и сквозь зубы цедит:
— Гля, рыбачат, за место не платят? Это, что за козлы такие отмороженные?
Слово за слово, но к консенсусу не пришли. Избили бандюги рыбаков, все позабирали — вплоть до мелочевки в карманах
Вот сидят они в травматологии, ждут своей очереди попасть к врачу — специалисту по ранам и ушибам, а Михеич усмехнулся, разбитыми, в кровь губами, и говорит:
Вот теперь, Андрюха, я понял, куда клонит Горбатый. С лицом, каким ни есть, но мы как-то все же нормально прожили. А этот социализм, про который Горбатый соловьем разливается, вылупился недавно, а морда у него явно звериная, бандитская морда. Тут ни рыбой, ни деньгами, ни водкой не откупишься. Одним словом, Горбатого на выход!
Во всём виноват бородавочник Зюганов
В разгар московско-кремлёвской войны за низложение пенсионера Лужкова с поста мэра и наложение державной десницы на самый богатый и лакомый кус экономики и финансов Российской Федерации, каковой является Москва, наш автор встретился в приватной обстановке с экс-генсеком КПСС и экс-президентом СССР — Михаилом Сергеевичем Горбачёвым, отдыхавшим в Германии. Несмотря на возраст, давние болезни, Михаил Сергеевич выглядел бодро. Два извечных спутника старости: склероз и маразм, вероятно, пока ещё обходили его стороной.
Наш автор больше молчал, да поддакивал, а Михаил Сергеевич разливался соловьем о своём особом вкладе в историю нашей отчизны и, естественно, и в мировую историю.
Незаметно разговор коснулся личности Ельцина, одно только упоминание которого, вызывало у Горбачёва всплеск неприязни и откровенной злобы.
— Я давно уже заметил, что как только принимал какое-то важное решение, не посоветовавшись с Раисой Максимовной, то хорошее из этого не получалось,— задумчиво произнёс Михаил Сергеевич.— Это я выбрал Ельцина при посещении Свердловска, и мне тогда показалось, что он идеально подходит для перестроечной работы. Кто мог знать тогда, что он — хронический алкоголик. А когда я его перевёл в Москву, приблизил, то он сразу же не понравился Раисе Максимовне. У меня с Лениным — общность судьбы. Его жене — Надежде Константиновн — нахамил Сталин. А моей Раисе Максимовне нахамил этот пьянчужка Ельцин. И Лигачёв сразу же раскусил, что Ельцин пьёт со всяким уголовным сбродом, и якшается с людьми недостойными представлять высший эшелон нашей партии. Но фактически Ельцин не сыграл никакой роли в разрушении СССР и не он продумал и осуществил мой уход в частную жизнь. По большому счёту он был запойный пьяница и не адекватно оценивал обстановку. А вот его окружение, состоящее из полностью разложившихся коммунистов и авторитетов в законе, совершили этот бескровный переворот, лишили весь советский народ возможности принять участие в референдуме. Референдум выразил бы волю и чаяния всех советских людей сохранить СССР и меня в качестве президента великой державы. И при этом надо учитывать, что мой рейтинг политического и государственного лидера СССР, был во много крат выше, чем у шута и скомороха Ельцина, над пьяными чудачествами которого весь мир потешался.
Но скажу вам по секрету молодой человек, это не Ельцин организовал развал нашей великой державы. Он был слишком примитивен для этого. Он же ни одной книжки не прочитал за свою жизнь. Охота, пьянка, рыбалка — это его внутренний мир. Другой оборотень осуществил давнюю мечту всех деклассированных элементов и диссидентов, и уничтожил СССР.
— Я знаю, я давно это понял. Это Борис Абрамович Березовский, — захлёбываясь от нетерпения, выкрикнул наш автор.
— Ну, что вы за глупости говорите, — поморщился Горбачёв, — нашли фигуру вселенского масштаба. Ваш Березовский — типичный аферист, амплуа доверенного приказчика, кому разрешено красть. Он поднялся и сказочно разбогател благодаря тому, что как-то влез в семью Ельциных, стал их личным финансистом и бухгалтером. Эта семья приехала из глубинки России и отличалась дремучим невежеством. И такие прохиндеи, как Березовский и прочие, этим пользовались с большой выгодой для себя. Пьяный барин Ельцин закрывал глаза на проделки своих приказчиков и челяди, допущенной к пьянкам, охоте и гулянкам. Это не имеет аналогов в мире. Вся внутренняя и внешняя политика России велась в бане или за коллективной пьянкой. Вот и накуролесили, разворовали великую державу, и пустили её в одном рваном исподнем гулять по свету. А главный враг, кто поссорил меня с Лигачёвым и с Политбюро, настроил против меня КГБ, МВД и Минобороны, кто страстно добивался моей отставки, был этот отвратительный бородавочник Зюганов, кто сегодня корчит из себя главного патриота России. Вот он-то и развалил СССР. Да, молодой человек, не пяльте на меня удивлённые глаза. Народ должен знать своих героев.
Кто отравил Черненко?
Горбачёв в очередной раз съездил в США, прочитал платную лекцию о том, как он избавил цивилизованный мир от ужаса коммунизма и тоталитаризма, отметил свой скромный, но весомый вклад в общее дело строительство демократии в мире по американскому образцу. Был принят в нескольких великосветских салонах, где супруги и любовницы миллиардеров США пришли на встречу с экзотичным стариком — Горби, кто до того, как стать архивно-музейным раритетом, был лидером великой и могучей державы. На прощанье Михаил Сергеевич проведал экс-президента Буша-старшего, побывал в гостях у экс-президента США Билла Клинтона. Буквально за день до отлёта в Москву, Горбачёва встретили возле входа в отель «Хилтон» двое пожилых мужчин явно семитской внешности. Они поздоровались и представились: Арик Кац и Марик Шац — эмигранты второй волны. Сообщили Михаилу Сергеевичу, что они организовали на Брайтоне исторический клуб и газету с одноимённым названием; «Наша история».
— Когда внучка была маленькая и я руководил СССР был смешной мультик. Мы любили смотреть его всей семьей,— улыбнулся Горбачёв.— Он назывался: «Лёлик и Болик». Чего вы хотите от меня господа, Лёлик и Болик?
— Михаил Сергеевич, ответьте нам со всей прямотой. Это вы отравили Генсека Константина Устиновича Черненко, чтобы придти к власти, развалить нашу родину и сделать стольких людей несчастными?
— Опять за рыбу гроши, — вздохнул Горбачёв. — Вы не первые и не последние, кто мне об этом говорит. Об этом пестрят все просталинские и просоветские бумажные и электронные издания. Источник этой клеветы известен. Это— бывший старший помощник Черненко, некий Виктор Прибытков. Он выпустил книгу под названием: «Аппарат» и красочно описал случай, как министр МВД, генерал армии Федорчук, привёз на дачу Черненко в Крыму рыбу своего копчения. И что после того, как Константин Устинович, откушал этой черноморской рыбки, его срочно отвезли в Москву и госпитализировали в Кремлёвке. Хочу вас проинфимировать, что я, будучи тогда вторым человеком в партии, на этом дружеском ужине не присутствовал. Я находился в Москве, руководил секретариатом ЦК КПСС. Если у вас возникли вопросы по этому пищевому отравлению больного астмой и рядом середечных заболеваний Черненко, то обратитесь к пенсионеру Федорчуку, спросите его.
— Пенсионер Федорчук умер в 2008 году, — сказал Арик Кац.
— Прибытков считает, что это вы стояли за этим отравлением, после которого Черненко, пожив немного умер, — добавил Марик Шац.
— Прибытков не может мне простить того, что после смерти своего шефа и покровителя Черненко, он оказался невостребованным в моём аппарате и лишился партийных льгот и привилегий. Но почему тогда на меня не завели уголовное дело и не допрашивают в СКП? В силу вашей слабой юридической подготовки, господа эмигрантские историки, постараюсь кратко дать оценку этой провокации в мой адрес. Во-первых, обследование в Кремлёвской больнице не выявили отравление Черненко ядом. Мы в Политбюро сразу бы узнали о таком вопиющем случае. Во-вторых, я был председатель комиссии по похоронам Генерального секретаря КПСС, верного ленинца и крупного деятеля международного рабочего движения, каковым по должности и по своему статусу считался Константин Устинович. И мне, как председателю этой комиссии, и будущему Генеральному секретарю были известны все нюансы медицинского заключения. Об отравлении ядом специального назначения там не было даже намёка. Прибытков хочет меня очернить в глазах россиян и мировой общественности, где по-прежнему ко мне относятся с большим уважением и благодарностью. Зря старается. Это ко мне не пристанет. Прощайте господа, Лёлик и Болик, было очень приятно пообщаться. Творческих успехов вашему клубу и газете.
Незадолго до того как уснуть, Михаил Сергеевич постоял в одиночестве на балконе. То ли этот визит-экспромт двух евреев-эмигрантов на него так возбуждающе подействовал, то ли из глубины памяти нахлынуло нечто такое, что напомнило ему о том, чего не хочется ворошить, и к чему нет никакого желания возвращаться. Он вдруг начал говорить сам собой, чего раньше за ним не замечалось. И словно убеждая себя, уговаривая принять какое-то важное решение, Михаил Сергеевич эмоционально выкрикнул в ночь, опустившуюся над американским городом: Я не мог больше ждать ни лишнего года, ни лишнего дня. Это было сильнее меня…
Леонид Шнейдеров |
