Олигарх губернского масштаба, председатель депутатской комиссии по борьбе с коррупцией и криминалом, Иван Ильич Раздербаев отдыхал на веранде виллы, наслаждаясь воскресным покоем и присутствием внуков. Вилла, и прилегающий к ней участок в несколько гектаров с великолепной дубовой рощей, разместились на территории бывшего советского зернового совхоза «Гигант коммунизма». После бескровной смены коммунистических декораций на капиталистические, совхоз и практически весь агропром губернии рассыпался в прах. Молодые и энергичные сельчане сбежали в города. Старики массово повымирали и новоявленная финансовая элита губернии, мечтая в душе, возродить традиции и привычки исконно русского дворянства, в упорной и кровопролитной борьбе между застрельщиками развития капитализма в России, прибрали в свои руки наиболее живописные, ценные с точки зрения земельного кадастра места. В губернии виллу олигарха-депутата и солидный кус земли, который он оформил себе в частное владение, прозвали «Раздербаевка».
Иван Ильич, с улыбкой прислушиваясь к детскому гаму в саду, с интересом перелистывал журнал для крутых бизнесменов и олигархов «Слияния и поглощения», заострив внимание на разделе «Корпоративные конфликты». Из головы не выходил ненавистный образ конкурента и второго губернского олигарха Труничева, вот уже несколько лет целеустремлённо и отчаянно пытавшегося поколебать финансовые, политические, общественные и прочие жизненно- важные устои Раздербаева. Или, как принято считать в наше время, делал всё возможное и невозможное, дабы подпортить имидж Ивану Ильичу, передвинуть его с законного первого места главного богатея и непререкаемого авторитета губернии в арбитражных спорах и переделах собственности, на второстепенное.
Богатейшим опытом интригана, богатым природным чутьём, отшлифованным жизнью и упорной борьбой за выживание и накопление миллионного капитала, Иван Ильич отдавал себе отчёт, что у Васьки Труничёва, кто на пятнадцать лет был его моложе, всё же больше шансов стать первым, и основательно перекрыть кислород бизнесу Раздербаева.
Началось это противостояние лет десять тому назад, и всё это время Иван Ильич, умело маневрируя в общении с депутатами и бизнесменами губернии, числясь не только другом, но и, считай, родичем губернатора — поженили своих родных племяшек, — сдерживал хищные амбиции Васьки Труничева. И политическая ситуация в губернии способствовала этому. Когда Путин покинул президентский пост, заранее подготовив себе удобного и надёжного заместителя на насиженное десятилетием, первое кресло власти России, вдруг со скоростью саранчи стала плодиться партия единороссов. Раньше и в Центре и на местах было всё проще и естественней. Тон задавали несколько привычных партий — коммунисты, жириновцы, эсеры, аграрники, яблочники. Они конфликтовали, спорили. Доказывали друг другу свою точку зрения. Случалось доходило и до открытой ругани, и до мордобоя. Но губернатор, председатель губернского собрания, и зачастую Раздербаев, охотно выступали арбитрами таких споров и разделов, находили точки взаимодействия, и обеспечивали тишь, да благодать. Постепенно единороссы стали брать количеством депутатских мест и вовсе не скрывали, что роль дежурной фракции их не устраивает. И что им необходимо сосредоточить в губернской думе своё депутатское большинство, захватить все ключевые губернские посты управления властью. Так оно и вышло по всей необъятной федерации. И теперь единороссы правят бал в Москве, и практически повсюду. Там, где они расплодились в достаточном количестве, первым делом стараются протащить своих людей на выборах местных органов власти. В общем, похоже, что КПСС, с которой у Раздербаева было связано в прошлом немало приятного и волнительного, по прихоти и желания Путина, очень даже убедительно материализовалась, как партия власти. Безусловно, что различий с покойной КПСС великое множество. И вывеска совершенно новая. Но партия ориентирована на захват власти, принося её основателю и лидеру, полный контроль над государством, даже не на родном ему месте президента, а на подчинённой главе государстве, должности премьера. Дальновидный Раздербаев, прикинув всё за и против, вышел из партии аграриев России, и оформил своё членство у единороссов. А вот Васька Труничев оказался смышлёнее. После ряда визитов в Москву, где он приобрел в штабе партии единороссов надёжные связи, выбился проходимец в главу губернской фракции. И только последнему форменному дебилу в закулисной партийной возне и интригах губернского масштаба не ясно, что метит Васька на очередных выборах губернатора осчастливить губернию своей кандидатурой. Для Раздербаева это было бы равносильно медленному удушению. С губернатором их связывала старая дружба ещё со времен инструкторства в обкоме партии. И в капитализацию они устремились вместе, плечом к плечу. Ряд солидных денежных проектов успешно сварганили вместе. С таким понятливым и отзывчивым губернатором мечтал трудиться Иван Ильич на благо своей семьи и, естественно, Отечеству. Вплоть до самой смерти.
«Да, маху дал я изрядного, прошляпил должность главы фракции, — прошептал с досадой Раздербаев. — Вот она, старость-злодейка — подкатила, незваная. Сомнёт меня Васька, и ничего не попишешь». А на старшего и среднего сына, кто под руководством отца трудились в его бизнесе, надежды было мало. Они сами по себе ничего не представляли и даже, как исполнители, были слабаками и неумёхами. Младший сын Юрий был шустрый, сообразительный, цепкий, волевой юноша. Но ему ещё предстояло два года учиться в престижном колледже, постигая азы современного европейского менеджмента.
Зазвонила мобилка. Иван Ильич ждал звонка своего личного секретаря и по совместительству помощника в депутатских делах. Раздербаев прижал мобилку к уху, коротко буркнул слушаю, и оторопел.
— Здорово живёшь, Иван Ильич, как говорится, наша губернская надежа и опора. Извини, драгоценный ты наш, что нарушил твой покой в кругу домашних.
Голос был чуток насмешливый, с хрипотцой. С теми плебейскими нотками угодливости и почтения маленького человека, когда он обращается к сильному мира сего.
— Тебе чего надо, мил-человек, каким образом, ты, в мою связь включился? Как мне сдаётся, я тебя впервые слышу. И не в таком мы тесном знакомстве, чтобы первому встречному номер телефонный давать. Тебе кто этот номер дал?
— Твоя правда, Иван Ильич, ты меня ни разу не видел и не слышал. Ну, а я о тебе наслышан. А где взял твой номер? Так разве это столь важно? Параскевья Пятница дала по моей большой нужде. Можешь называть меня просто Петрович. Знаешь, есть такой чаёк успокаивающий. Не будем попусту балясы точить. Желательно мне, дорогой ты наш бизнесмен и народный избранник, позаимствовать у тебя сто тысяч зелени. Но хочу сразу поставить тебя в известность, деньги мы с тебя получим, крепко с тобой подружимся, а возвращать ничего не будем. Вишь, какие мы люди порядочные не требуем, не вымогаем, а душевно просим на нужды нашего кооператива «Деньги бесплатно», и честно признаемся, что отдавать назад ничего не будем.
— Ты чего, мужик, белены объелся, ты понимаешь, кому ты звонишь и такую ересь несёшь? У меня своя личная охрана одна из лучших в губернии, к тому же, я председатель депутатской комиссии по борьбе с организованной преступностью. Я в губернское УВД как в свой офис захожу. Сейчас, шутник-нахалюга, я нашего ментовского генерала озадачу, и эти шутки тебе боком выйдут. И кооператив этот идиотский с таким нелепым названием «Деньги бесплатно» закроют в момент. Где этот кооператив зарегистрировали, мне тут же доложат. С огнём шутишь, приятель.
— Не закроют, потому как физически и юридически такого кооператива нет. И в тоже время он есть, потому, как я этого захотел, и отказать себе в этом нет никакого желания. Ты, Иван Ильич, гонор чуток поубавь. Я ведь тебе не работник, не слуга, не зависимый человечек, об кого ты ноженьки свои барские вытираешь. Я сам по себе божий человек и сам себе хозяин, и генералом вашим взяточным и гнилым меня не надо пугать. И звонить ты ему не будешь, и своих мордоворотов-охранников ты из города не позовёшь. Им тут нечего делать. Мы с тобой сами полюбовно разберёмся и, как мне сдаётся, крепко подружимся. А чтоб тебя сомнения не одолевали, и ты ко мне на полном серьёзе и доверии отнёсся, то хочу тебя отговорить от непродуманных шагов. Пока меня твои менты и охранники будут искать по всей губернии, то вывалится в вашем депутатском собрании, и в других местах, где большие люди тусуются и сплетни точат, наборчик пикантных фотографий. На одной из них, ты в отсутствии на вилле своей законной супруги, экономочку молоденькую, фигуристую потягиваешь. В беседочке твоей мраморной и резной. И пару весёленьких снимочков предложим губернским избирателям, где ты на пару с губернатором бойцовски так смотришься. Это, когда вы отдыхали в твоём охотничьем домике с малолетками-танцовщицами из вашего совместного ночного клуба, а точнее притона. Такое зажигательное бордельеро с пацанками. Рад за тебя сердечно, Иван Ильич. И вроде годы твои не молодые. А пороху ещё предостаточно.
— Кто разрешил за мной шпионить? — свистящим от ненависти голосом просипел Раздербаев.- Между прочим, как там тебя, Петрович, мать твою, так, я в большой дружбе состою с главным губернским вором в законе Касьяном. Он не только друг, но и мой партнёр в бизнесе. И в большом авторитете числится у воровского сходняка, и самого деда Хасана.
— Та трусись они в блин, ворьё, — презрительно усмехнулся Петрович. — Шуму много, но всё рассчитано на фраеров, на простой люд. Для меня и твой Касьян, усохший от кокса, и весь его воровской сходняк — шушваль человеческая. Было дело как-то хотели их дружки-подельнички прищимить мой семейный кооператив «Деньги бесплатно» — постреляли мы их, как зайцев. И разведка у меня поставлена лучше и грамотнее, чем в твоей охранной фирме. И обращаюсь я к тебе, Иван Ильич, не как бандюга, а, как деловой человек. Кто только в бизнесе делает первые шаги, а ты уже в этом деле заматерел и, можно сказать, свою империю сварганил пока другие репы чесали, и всё ждали, когда им бабло в форточку ухнет. Затеял я, Иван Ильич монопольку всероссийскую организовать — «Раки России». Создать целую отрасль: от разведения и добычи до открытия фирменных кафе и закусочных. Консервы на экспорт поставить. Даже бренд лично придумал: «Нежное мясо русского речного рака в соусе из красной икры». Теперь с помощью таких мозговитых и оборотистых мужиков стартовый капитал собираю. Для тебя, Иван Ильич, дать сто тысяч зелени — плёвое дело. А я, глядишь, подымусь, и стану вровень с вами. Мечтаю попасть в ваше барское сословие. И раками снабжу бесплатно все твои рестораны и проститутские заведения. К тому же, я тебе свою дружбу предлагаю, свою помощь в таких делах, где без профи-умельца порой и не обойдёшься. Небось, грызётесь вы на своей узенькой верхотуре и лютой ненавистью готовы конкурента и чужака испепелить. Ну, что сговоримся полюбовно?
— Насчёт фотографий ты меня, конечно же, озадачил, но это не смертельно, как- нибудь переживу. Неужто, Петрович, ты и впрямь решил, что я так испугался, что с бухты-барахты любезно дам тебе сто тысяч долларов. Сегодня все, кому не лень, стараются шантажировать и брать на горло. Приди, друг незваный, возьми, посмотрим, на что ты горазд.
— Крепкий орешек ты, Иван Ильич, простыми зубами не разгрызёшь. Хочешь убедиться в моих возможностях. Ладно, уважу тебя. Исключительно из глубокого уважения. Прикажи немедленно всем отойти от мраморной беседки на двести метров. Дай команду твоему охраннику, кто дрыхнет в шезлонге, чтобы выгнал из беседки твоего младшего сыночка. Он в данный момент трахает свою репетиторшу-англичанку и, судя по её визгам, в моих наушниках, то ей это мероприятие очень нравится. Делай, что я тебе сказал, Иван Ильич. Время пошло на секунды.
И в этот момент у Петровича голос был уже не плебейский, а требовательный и жёсткий.
Не выпуская из рук мобилку, Раздербаев выскочил в сад, заорал громовым голосом:
— Ну-ка, все немедленно в правый угол сада!
Он помчался трусцой к беседке, на ходу пнул ногой заспанного охранника, кто спросонок не соображал, что происходит. Опрокинув медный таз с недоваренным клубничным вареньем, Иван Ильич, направился к беседке, возмущенно выкрикивая:
—Это что за мода такая, заниматься среди белого дня блядством в моём доме?!
Из беседки выскочил голый Юрий, прижимая к себе ворох одежды, а следом за ним выскочила репетиторша. Глазам Раздербаева открылась молодая дивная попка, напоминающая своими очертаниями скрипку Страдивари. Ученик с учительницей нырнули в кусты и, одевшись, затаились.
— Убирайтесь в правый угол сада, — приказал Иван Ильич, слушая с ненавистью покашливания Петровича в трубку. — Наблюдение за домом у тебя хорошо поставлено. Теперь что, десант выбросишь? Давай, встретим.
Иван Ильич и все его три сына были природными охотниками и отменными стрелками, да плюс охранник. Оружие на вилле имелось в предостаточном количестве и охотничьего и боевого стрелкового.
— Обойдёмся без десанта, — усмехнулся Петрович. — Отходи, Иван Ильич, по шустрому от беседки и посчитай до десяти.
Раздербаев поспешно отбежал и стал считать, заинтригованно посматривая по сторонам, показывая охраннику, доставшему беретту, на ворота виллы. При счёте десять, что-то грохнуло, на месте беседки полыхнуло пламя; ввысь полетели куски мрамора и полированного отделочного дуба.
Внуки закричали и заплакали, супруга Раздербаева, прихватив самую меньшую внучку на руки, побежала с ней в погреб, зовя с собой невесток и остальных внуков.
— Ни фига себе заявочки, — пробормотал обескураженный охранник, пялясь на хозяина.
Иван Ильич, почувствовав страшную сухость во рту и дрожь в коленках, поплёся на веранду.
На заре своего предпринимательства Раздербаев, как и прочие, устремившиеся в бизнес, прошёл все этапы унизительного и зело опасного сотрудничества с бандитами. Против кого государство было бессильно. Потом прикинул, что аппетиты тех, кто обеспечивал ему «крышу», растут неимоверно и можно всего лишиться вместе с головой. Вместе с закадычным другом юности Андреем, кого Раздербаев протащил всё же в губернаторы, и ещё двумя подельниками по бизнесу они создали охранную фирму, вооружили сотрудников до зубов. Наладили тесные деловые контакты с верхушкой губернской милиции, Предоставили им часть доли от прибыли на акционерных началах. И обрели желанную свободу, избавив себя от контактов со всяким уголовным сбродом. Но нежданное явление Петровича не входило, ни в какие привычные рамки обычных рэкетирских бандформирования. И самое опасное в этом, точно продуманном и ошеломляющим сознание, появлении этого вежливого бандита, имеющего колоссальный опыт в своём криминальном бизнесе, было его скрытность и полная информированность об объекте нападения. Пока менты и спецы охранной фирмы будут искать его по всей губернии, этот ретивый вояка Петрович наломает дров. На кон ставилась голова Раздербаева, и его трёх сыновей и это было гораздо весомее ста тысяч долларов.
— Что это было? — дрогнувшим усталым голосом спросил он.
— Секретный гранатомёт нового поколения. Неплохая игрушка для убеждения неверующих и сомневающихся, — засмеялся Петрович. — Я ведь не зря, Иван Ильич оттяпал в армии на секретном полигоне двадцать пять календарных лет, а взамен выслужил хиленькую пенсию, да хрен с прокисшей горчицей. Есть у меня в наличие и базука импортная; пару заходов и от твоей красотки-виллы останется груда камней. Не перекаливай железо, Иван Ильич. Давай полюбовно всё решим и задружимся на всю оставшуюся жизнь.
— Завтра в моём банке получишь сто тысяч. Готов помогать тебе своими связями, всем своим опытом, чтобы твою задумку с раками поставить на крыло.
— Мы, Иван Ильич, сегодня всё с тобой полюбовно решим. Положи сто тонн зелени в мешочек или пакет. Скажи своей экономке Дарье, пусть вынесет их за ворота и подождет маленько. К ней подойдет женщина в цветном платке, и она ей эти деньги отдаст. Не переживай, я контролирую всю ситуацию с дуба.
Потрясённый тем, что Петрович узнал о существовании ста тысяч долларов, хранившихся в потайном сейфе на вилле, Раздербаев отправился к тайнику. Эти деньги предназначались на взятку большому чиновнику из Центра для получения выгодного строительного подряда на территории губернии. Иван Ильич достал эти деньги, поместил их в пакет, позвал Дарью и объяснил ей, что она должна сделать. Через некоторое время он услышал в трубке голос Петровича: Низкий поклон, Иван Ильич, теперь глядишь, и мне удача привалит влезть в ваше барское сословие. Ты уж не обессудь, но по- иному мне на ноги не встать. Жизнь у нас, бардачная, кругом одно зверье, ворюги и проходимцы. Так что ни на бога, ни на этих весёлых и шустрых ребяток из Москвы, надежды нет никакой. И потому всем хорошим и деловым русским людям надо покрепче держаться друг дружки. Вдруг возникнет у тебя нужда серьёзная в моей помощи — дай знать. Я тебе скажу, как меня известить.
— Слушай, Петрович, или, как тебя по – настоящему величают, есть большая нужда в умельцах из твоего кооператива. Мешает мне один пройда, и не исключено, что, когда он силёнок поднаберёт, то сковырнёт меня. Если есть возможность помочь, то говори, как на духу, и тогда будем прикидывать, что к чему и что почём.
— Вопрос понял. Ты, как хочешь, Иван Ильич, пугануть его крепенько, с насиженного места сорвать, или отправить на перекомиссию далеко-далеко, где кочуют туманы?
— Отправить на перекомиссию. Далеко-далеко, навечно,- возбуждённо произнёс Раздербаев, понимая, что фактически он дал добро на заказное убийство депутата и бизнесмена Василия Павловича Труничева, и что подобные действия караются высокими статьями уголовного кодекса.
— Коль мы с тобой так чудненько подружились, и готовы помогать друг другу при всяких сложностях судьбы — отказа тебе не будет. Но не надо это решать по мобилке. Завтра в восемнадцать ноль-ноль на этом месте встретишь моего человечка с военной рацией. И мы с тобой подробненько всё обговорим и наметим. Будь здоров, Иван Ильич.
— Будь здоров, Петрович. До встречи.
Раздербаев вышел в сад, увидел сыновей и охранника, стоящих возле развалин беседки. При виде отца Юрий опустил голову, сделав попытку спрятаться за широкую спину старшего брата.
— Папа, вот спорим, то ли беседку заранее заминировали и дали всё же тебе понять, что собираются её рвануть. Или её шарахнули из гранатомёта?
— Стопроцентно из гранатомёта,- утвердительно сказал охранник, кто в молодости служил в воздушно-десантных войсках.
— Вы все не правы, — усмехнулся Иван Ильич. — Это сверхсекретное оружие. И оно ещё не принято на вооружение войск. Мне предложили стать акционером оборонного предприятия, кто изготавливает такое оружие и купить пакет акций, А чтобы доказать мне, что не кота в мешке покупаю, навели, чёрт знает откуда, специальный лазерный луч и разнесли вдребезги нашу беседку, где Юрка любит заниматься английским. Куда все подевались? Где мать, где ваши жёны и дети?
— В погребе прячутся, — сообщил старший сын.
— Иди и скажи своей маме, чтобы накрывали на стол. Время обедать. А они по погребам прячутся, — приказал Иван Ильич.
Позвонила мобилка, и Раздербаев услышал голос губернатора:
— Ты, представляешь, Ваня, сколько же всякой сволочи, мы развели в своём окружении. Пачками, суки, бегут под крылышко Васьки, поливают нас с тобой грязью и как мне доложили информированные люди, делают всё возможное, чтобы забаллотировать меня.
— Андрюша, родной мой человек, ты вроде, как вчера родился. И в наше незабвенное советское время дерьма вокруг хватало. Человек ведь по сути своей cущество мерзкое и до беспредела продажное. Андрюша, нас не так легко погнать взашей и вытереть об нас ноги. Мы в эту землю вросли крепко. Как дубы вековые на моей вилле. Обломает это сволочьё об нас зубы. Не переживай, победа будет за нами. Это я тебе, как твой самый давний и преданный друг говорю.
Подошла заплаканная жена.
— Какой обед, Ваня, Бог с тобой. Давай детей и внуков увозить. Чёрт с ней, с этой виллой, раз она у людей столько зависти вызывает. Беседку жалко. Такая красота погибла.
— Ну, разнюнилась вконец, — улыбнулся Раздербаев, заботливо смахивая слезинки с лица жены. — Обеда я не отменяю. Это первое, а второе — никто на наш покой не покушается, и срываться почём зря в город не надо. Беседка – дело наживное. Ты вон зачастила в городской храм. У владыки нашего в активистках ходишь. Вот и молись своим угодникам и царю небесному, чтобы ниспослал годы и здоровье твоему нареченному и богоданному супругу. Коли жив и здоров буду, то мы ещё две таких виллы поставим, чтобы моим сынам хватило, и вспоминали бы родителей добрым, благодарственным словом.
Когда через час Дарья, многозначительно улыбаясь ему, жадно ловя его взгляд, появилась на веранде, чтобы пригласить хозяина прибыть к семейному столу, у Ивана Ильича было отменное настроение. Потеря ста тысяч долларов и разрушение любимой беседки, которая обошлась ему не менее, чем в тридцатку зелени, совершенно не грызли ему самолюбие и не возбуждали желчь.
Раздербаев появился в саду, где под навесом был накрыт стол. Окинув взглядом семью, тотчас заметил, что нет Юрия и репетиторши.
— А Юрий Иванович, почему не изволил нас почтить своим присутствием? — недовольно нахмурился Иван Ильич. — Смотри, какой занятый! Позвать немедленно и эту англичанку-учительницу доставить.
Дарья и охранник резво ринулись в помещение исполнять приказ хозяина.
И на Юрия и на репетиторшу было смешно и жалко смотреть. Стараясь не смотреть на хозяина виллы, они поспешно заняли два свободных места. Иван Ильич улыбнулся, дал понять всем сидящим за столом, что он настроен миролюбиво, и вводить в краску никого не собирается.
Старший сын, кому нещадно доставалось за излишнее пристрастие к выпивке, подошел к отцу, налил ему домашнюю наливку, настоенную на десяти травах и березовых почках, которую постоянно заказывала у одной богомольной старушки, супруга Раздербаева, великая искусница по части готовки национальной русской кухни. И благодаря её знаниям и опыту хозяйки большой семьи дом Ивана Ильича славился в губернии изысканным столом и исконно русским хлебосольством.
Напряжённая, собранная в комок нервов, репетиторша, робко посматривала на Ивана Ильича, пытаясь прочитать на его лице приговор своей высокооплачиваемой работе и потере знакомства с одним из самых богатых и знатных людей губернии, от кого в прямой зависимости находились судьбы множества людей.
- «Боится работу потерять и репутацию испортить, - размышлял Иван Ильич, догадываясь о том, что происходит в душе этой молодой красавицы и мысленно предоставлял её голую со спины. А уж в женской красоте, грации и очаровании Иван Ильич был дока и любил полакомиться запретным плодом, предпочитая общение с молоденькими. Фигурка словно по лекалу выточена. Ай да Юрка, губа не дура, такую рассомаху завалил. Это выходит она его старше на пять лет. Нет уж, сыночек разлюбезный, родство родством, а у папки тоже душа не каменная и кровь пока ещё весело брызжет. И знать не будешь, как я эту кралю уработаю».
— У меня к вам, Ирина Кирилловна, убедительная просьба, — начал издалека Иван Ильич, приветливо улыбаясь, побледневшей репетиторше. — Ожидается приезд в губернский центр делегации моих столичных партнёров и нескольких инвесторов из рубежа. Встречать и знакомить их с нашей частью крупного инновационного проекта акционеры поручили мне. Безусловно, будут опытные переводчики из Москвы. Своё дело они знают туго. Не хотелось бы мне выглядит немым. Я набросал несколько приветственных слов по-русски и если вас не затруднит, сделайте соответствующий перевод и немного потренируйте меня в произношении. Будем это считать, как важное задание Родины и нашей фирмы, и естественно, оплата будет по самой высокой шкале.
— Конечно, Иван Ильич, я займусь этим немедленно, — оживилась репетиторша. — Не надо никакой дополнительной оплаты. Мне очень хорошо платят за обучение Юрия Ивановича.
«Умная девка, сразу же выкупила, что это моё предложение — чистая липа, и что мне от неё другое потребовалось», — подумал Иван Ильич, единственный, кто за этим семейным столом, заметил неуловимый знак глазами, что подала ему, многоопытному в вопросах обольщения женщин, Ирина Кирилловна.
К концу обеда, младшая внучка забралась к Ивану Ильичу на колени и, доверчиво глядя на него серыми, чуток прищуренными глазами — глазами своего обожаемого деда, повелительно сказала:
— Хочу на ручках погулять.
Невестка среднего сына хотела её забрать, но Раздербаев встал из-за стола, погулял с внучкой по саду, Он прикинул, что исполнилось пятьдесят восемь лет, а когда его любимице Машеньке исполнится восемнадцать лет, то ему, при условии, что он не покинет по разным уважительным причинам белый свет, будет семьдесят шесть лет. Именно в этом возрасте умер от обширного инфаркта его отец.
Уставшая от обеда, впечатлений дня Машенька заснула на руках деда, и он передал её матери, и отправился к себе на веранду, где его застал звонок председателя губернского собрания.
— Иван Ильич, прости дорогой, что нарушаю твой покой в выходной день. Хочу напомнить, что завтра твое выступление председателя комитета по борьбе с организованной преступностью будет первым. Приглашены все силовики губернии, губернский прокурор. Твоя речь будет транслироваться по телевидению и радио. Пусть вся губерния знает, что борьба с преступностью в наших депутатских, надёжных руках. |
