I. Повезло!
Ну, разве не везение — меня взяли на практику ремонтировать компьютеры.
Я поклянчил у коллег инструмент — фирма была скаредная — каждый приходил со своим, занял пустующий обшарпанный стол в углу, взгромоздил на него компьютер и почувствовал себя почти счастливым.
Коллeктив подобрался неплохой, работящий, едва ли не на добрую четверть наш брат-эмигрант, в основном, из стран у тёплых морей.
Детали я получал, само собой, на складе. Завскладом, родом из Египта, сидел рядом с начальником участка. Тот всегда не отрывал головы от компьютера и интересовался только движением накладных и заказов. Когда он отлучался, трубку снимал завскладом и c достоинством ронял:
— Нет. Я отвечаю только за ремонт...
— Да, да. Я улажу этот вопрос...
— Мне об этом ничего не известно. Позвоните попозже, я наведу справки...
Я ждал, когда он освободится, и видимо, не мог сдержать улыбки. Он недовольно сказал:
— Должен же я работать с клиентами... А ты сам откуда?
Я сказал — из Молдавии. Он секунд двадцать соображал, где это — в западном или восточном полушарии, а после объяснений кисло протянул:
— Interessant!
Коллега из внешней службы, приветливый парень из Туниса, пару раз подвозил меня после работы домой. Он долго жил во Франции, потом перебрался в Германию. Как-то я спросил его, почему, ведь французский, почитай, родной его язык, и во Франции он бы легко получил гражданство.
Он поднял ко мне лицо:
— Франция — бедная страна. Что там искать?
Рядом со мной работал небольшой чернявый паренек, как оказалось, итальянец, уже во втором поколении живущий в Германии, считай уже немец.
Он подозрительно мало сидел за столом и очень много трепался со всеми. Мне он говорил, что эта работа для него не слишком важна, а сейчас он с отцом строит дом, и весь город носит ему компьютеры на ремонт.
Он оказался очень дотошным, и все допытывался, кто я, откуда, где учился, чем занимался, зачем приехал и даже, какой статус.
Был он неприятен какой-то успокоенной сытостью с оттенком превосходства, и я отвечал односложно, уставясь в экран монитора, да и потом неохотно общался.
Работа мне нравилась. Не буду лукавить — мои товарищи работали быстрее и несколько свободнее разбирались в электронных потрохах. Но у меня перед ними было большое преимущество — я трудился бесплатно.
Дней через пять меня вызвал технический шеф, которого я видел только мельком при приеме, и широко улыбаясь, как близкому родственнику, сказал, что он лично мною очень доволен, но по независящим ни от него, ни от меня причинам практика прекращается, и он желает мне всяческих успехов.
Я пошел собираться и сказал бригадиру:
— Знаешь, он меня выкинул.
Бригадир, здоровенный негр, выросший в Германии, выкатил глаза:
— Как? Я пойду узнаю...
Вернулся смущенный:
— Он говорит, что у тебя большой перерасход деталей, что ты все время носишь одни и те же синие джинсы и не знаешь немецкого — ты все время молчишь...
Смутная догадка мелькнула у меня, но пришлось оставить её при себе.
II. У тещи на блинах
Я устроился в ресторан средиземноморской кухни.
— Ты работаешь у эмигранта. Это плохая работа, — cказала знакомая полячка, переехавшая в Германию по причине замужества.
— Ну что ты, он сам не отсюда и знает, как тяжело начинать...
Был я главным помощником от мытья полов до обжаривания шницелей из потемневшего мяса. Обрезать края не разрешалось — ты что, хочешь нас разорить?!
А посетители ели с аппетитом, и никто даже не отравился.
Руки, оказывается, не моют — сами обмоются.
Овощи не моют потому, что мокрые они не лежат.
Листья салата промывают только затем, чтобы песок не хрустел на зубах.
Если под рукой нет гарнира, могут использовать то, что вернулось из зала, если внешний вид хороший.
С тех пор, может без основания, не доверяю маленьким национальным ресторанчикам — у них слишком специфические формы выживания.
Через неделю хозяин заявил, что я плохо работаю, и он будет платить мне половину того, о чем договаривались. Я заскрипел зубами, но сдержался, решив получить зарплату и показать спину.
А он делал губы ижицей и качал головой, говоря обо мне, как за глаза:
— И за эту работу он хочет получать деньги. Да я должен с него ещё удeржать...
Иногда по вечерам в ресторане собирались друзья хозяина, разноплеменные эмигранты, все, как на подбор, держатели кафе, казино и ресторанов, и вспоминали о тех временах, когда они были простыми поварами и официантами, как их зажимали, недоплачивали и всячески указывали их место.
Заказывали они только пиво.
Хозяин обещал выплачивать зарплату 15 и 30 числа.
В эти дни он с утра неприятно молчал, а в конце дня видя, что я жду, тяжело смотрел воловьими глазами и медленно говорил:
— Так ты хочешь получить зарплату?
Выдерживал паузу и ехиднo добавлял:
— А денег — нет.
Он любил расcказывать, как в 14 лет с одним картонным чемоданчиком приехал в Германию. Мы были одногодками, и в сравнении со мною он, видимо, постигал величие пройденного пути.
Когда он вспоминал родителей, слезы наворачивались ему на глаза, но другие люди его мало интересовали. Уважал он только коренных.
Он так часто говорил о родне, о месте, где вырос, что я мог четко представить, как он или его земляк едет в отпуск к себе на родину.
Главное — нельзя выглядеть бедным.
Здесь земляк разъезжает на потрепанном „Форде", а в отпуск едет в aвтомобиле, взятом на прокат.
И вот мальчишки в горной деревушке с криком разносят по дворам, что такой - то приехал из Германии на „Мерседесе".
Набивается полный дом родственников и соседей.
Возможно, он работает автомехаником, но сказать об этом нельзя, иначе какой-нибудь дедок возьмет и брякнет:
— Зачем же ты уехал, сынок? Ты мог бы и у нас в деревне чинить машины...
И пуская дым „Мальборо", он внушительно говорит, что держит автомобильный гешефт, и что работы очень много, и надо бы еще несколько человек нанять.
И задумчиво смотрит вдаль, как человек после трудного, но плодотворного дня.
Он раздает по несколько евро родственникам — это входит в традицию. Младший брат его, положим, работает пожарником в райцентре, и, чтобы съэкономить на жилье, спит в пожарной части на раскладушке.
Он дает ему 100 евро. Мог бы дать и больше, но он хочет, что бы тот всего добился сам, как он, например.
* * *
Однажды меня всего ломало от гриппа, и хозяйка отправила меня домой, чтобы я не заразил посетителей.
Через неделю хозяин встретил меня обычным бычьим взглядом:
— Пока ты на больничном прохлаждался, я должен был тут кувыркаться. Так что можешь больше не работать.
Я попросил расчет.
Он раздвинул губы в улыбке и сказал, что расчет делает его финансовый консультант в конце месяца, и чтобы я зашел в следующем.
В следующем месяце хозяин неизменно отвечал по телефону, что он бы с радостью, но — денег нет. Эти слова он произносил с удовольствием.
Я зашел в службу занятости посоветоваться. Советник хмыкнул:
— Понятно. — И развёл руками. — Даже если он врет, ничего нельзя сделать. Судиться вам будет дороже зарплаты.
Однажды мы с женою проезжали мимo, и мне захотелось попутно показать ей ресторан. Нас увидел хозяин и вдруг сказал, чтобы я назавтра зашел за деньгами.
До сих пор не могу понять, почему он мне заплатил. То ли ему понравилась жена, то ли неловко стало. А может, он грехи замаливал...
* * *
...Дочь моего друга повздорила в школе с одноклассницей, приехавшей из-за моря. Та ей крикнула:
— Убирайся в свою Россию!
Девочка обиделась:
— Сама убирайся на свой остров жрать свои кокосы, а я приехала к себе домой!
Когда поймем, что все мы приехали к себе домой, нам будет легче и яснее жить.
Михаил Корешковский
|
