3.
- Как я ждал вас! Как я вас ждал, - повторял Чарли, когда они с Пинчером остались наедине.
Мальчик был возбуждён и весел. Он ласково гладил львиную лапу, затянутую в перчатку, приговаривая:
- Я знал, я знал, что рано или поздно вы появитесь.
Открытый
планшет домашнего лифта соединял напрямую резиденцию Чарли с первым
этажом. В низенькой мансарде с компьютером, телевизором и столом,
заваленным книгами и коробками было душно. Стены, разрисованные
яростными причудливыми абстракциями, держали комнату в осаде. Плед,
костыли и две подушки валялись на неубранной постели.
Но мальчик ловко маневрировал на своей территории, вертелся волчком на своей коляске или скользил между стульями и диваном.
- Вас зовут Лео Пинчер?
-
Ты можешь звать меня по имени, - торжественно коснулся его плеча лев. -
Ведь «ты и я – мы одной крови», не так ли?.. Ты помнишь, надеюсь,
старика Киплинга с его «Книгой джунглей»?
- «Ты и я – мы одной крови», - радостно подхватил Чарли. - Я помню!
- Брат мой, Маугли, ты изрядно напугал моего капитана.
- Ты называешь эту гориллу капитаном? - презрительно усмехнулся Чарли. - Шкипер ночной посудины.
- Ты не любишь людей, Чарли?
-
Я их ненавижу! - жестко подтвердил мальчик. - Я всегда знал, что племя
этих бритых обезьян сменят те, кому я смогу довериться. Но, скажу тебе
прямо, я не ожидал, что это случится так скоро. Твоего шкипера я заманил
сюда, чтобы встряхнуть… Но он ничего не понял. По первому окрику он
готов был снять штаны и мчаться на другой конец Лондона, чтобы
пресмыкаться. А если бы тут прятался не я, а натуральный дьявол мести? А
сколько лицемерия в их великодушии?.. Моя милая мамочка бросила нас,
когда мне не было года, и отправилась спасать арабских детишек. У
«врачей без границ», видишь ли, первая заповедь – спасать тех, кто
подальше. Благодарные папаши тех детишек взорвали её вместе с багажом и
Библией. Согласись, люди достойны своих святых и своих правителей!
- Ты уверен, что знаешь цену тем и другим?
-
Я знаю! - подтвердил Чарли. - Я же плаваю в Интернете, как рыба в воде.
Это упоительно, Лео!.. Обернуться хакером, разбойником и пиратом
Всемирной сети. Шаг за шагом взламывать все их секреты. Это оказалось
проще простого. Он ликующе расхохотался, раскрутив вокруг оси свою
коляску.
- Все их электронные тайны валялись под ногами.
Консулаты, банки, шифрограммы, министерская почта – всё это мне на час
работы. Я кидаю их, как котят!.. Эти болваны даже не догадываются, что в
этом океане ничего нельзя утаить, ни политических диверсий, ни
банковских счетов. И вот что я тебе скажу: мы на пороге вселенского
коллапса! Второй месяц между шахидами трёх стран Востока идёт сговор.
Это уже не «Сатурн против Меркурия», а реальный пульсар на острие
лабораторной иглы… Нам пора вмешаться.
- Кому это «нам»?
-
Нам, Посвящённым,- с важностью магистра тайного рыцарского ордена
объявил Чарли. - Пускай нас ещё слишком мало, мы только начинаем
превращаться, но мы не можем позволить себе погибнуть не исполнив свой
долг. Медлить больше нельзя! Передай это тем, кто тебя послал.
Пинчер весь обратился в слух, пораженный зловещим смыслом игры, в которую его вовлекают.
- Вот мой план, - продолжил Чарли. - Избирательная атака. Мы оставляем на Земле всё живое, кроме «этих».
- Кроме шахидов?
-
Ты опять не понял, - подосадовал Чарли. - Уничтожению подлежат не
шахиды. Уничтожению подлежит человечество, как структура, несущая
смертельную угрозу всему живому и самой планете.
Государственный
советник поперхнулся. И хотя он понимал, что погружаем всего лишь в мир
болезненных мальчишеских фантазий, шерсть на его загривке поднялась
дыбом, а челюсть слегка отвисла.
- Пожертвовать человечеством? - переспросил он.
-
Под корень! – жестко подтвердил мальчик. - Пандемический синдром.
Какой-нибудь скоротечный вирус… Согласись, это лучше, чем пожертвовать
всей планетой, вместе со всем прозябающим на ней. В конце концов
человечество само приговорило себя к самоистреблению. Я не вижу другого
способа.
«Вот оно – возмездие! - думал Пинчер. - Дети нового
века, с кругозором космических пришельцев и свирепостью языческих богов.
Десятилетние пираты компьютерных сетей, маленькие разбойники Интернета,
взламывающие банковские сейфы. Юные математики убийств».
- И тебе не жалко будет хотя бы самых близких? - осторожно вопросил лев свирепого собрата из «Книги джунглей».
- Жалеть?.. Кого же?.. Не тех ли, кто превратил Землю в помойное ведро и ядерную свалку?
- Может быть, ограничимся тогда инженерами и физиками? - заступился за население Пинчер.
-
Бесполезно, - пожал плечами херувим. - Никому не по силам поймать
дракона за хвост и запереть его в бутылку. Когда научная идея порхает в
воздухе, она рано или поздно реализуется. Можно взорвать десяток
лабораторий и придушить сотню эйнштейнов, завтра же народится сотня
новых, которые подхватят, продолжат и завершат. Так было, Так будет. Они
подобны дьяволам – цепки, упрямы и неотвратимы… Из всех подворотен мира
за ними следят, не спуская глаз, шахиды. Эти ждут своего часа, чтобы
перехватить и пустить в оборот.
Тонкими пальцами с коротко обрезанными ногтями он нервно тасовал бумаги на столе.
- Нет, Лео… Я размышлял над этим не один день. Ничего нельзя предотвратить.
-
Тебе не кажется, брат Маугли, что ты слишком крут на поворотах? -
поинтересовался царь зверей, завороженный дерзостью этого человеческого
детёныша.
- Скальпель не может позволить себе дрогнуть в руке
хирурга, отсекающего часть во имя целого! - с важностью Повелителя
Вселенной пояснил Чарли.
- А сам ты, конечно, намерен обернуться волчонком и уцелеть?
-
Ты не смеешь так думать, Лео! - обиделся мальчик. - Я дитя
человеческое. Я исчезну с теми, кого ненавижу, ради тех, кого люблю…
Передай это тем, кто тебя послал. Они должны поспешить!
- Кто эти «они»?- спросил Пинчер.
- Те, кто решает. «Совет Инспекторов», опекающих очаги жизни в нашей Вселенной.
Тайный
советник впервые на протяжении этого причудливого разговора рассмеялся с
облегчением, как бы очнувшись от тягостного кошмара.
- Я должен
огорчить тебя, брат мой. Меня никто не посылал. Твой летающий Дракон и
всё остальное – сказки, которыми пугают малышей. Твои «Инспектора
Вселенной», как и твой «Союз Посвящённых» - всего лишь пузыри Земли… Мне
жаль тебя разочаровывать, но мир миров страшнее самых страшных сказок.
Люди
же подобны атлантам, они держат на плечах небесный свод земной
цивилизации. Убрать атлантов – это обрушить небесный свод на наши
головы. Такая «хирургия» не лучше будет огненной купели Апокалипсиса.
Вот почему моя миссия сегодня – спасать человечество от планеты, а не
планету от человечества.
Лицо мальчика стало насмешливым и колючим.
-
Ты прав, я обознался. Ты не тот, за кого я тебя принял. Я искал брата, а
ты жалкая тварь, пошедшая в услужение к обезьянам. Ты их домашний
пёс!.. Ты доберман-пинчер!.. Постой! - крикнул он, заметив, что Советник
направился к двери. - Не обижайся, я пошутил!
«Всё-таки ребёнок», - подумал Пинчер.
- Нам надо же договориться? - продолжал канючить Чарли.
- В другой раз, малыш, - как можно мягче отозвался лев.
- Но ты придёшь ко мне снова? - умоляюще тянул мальчик.
- Конечно! Нам есть, о чём поговорить. Обещай только не пугать нас больше концом света.
… В Приёмной Пинчера поджидал распираемый отцовскими тревогами Лари.
-
Случай зауряден, доктор, - успокоил его гость. - Как мы и думали, всё
оказалось только игрой… И ещё: я был непозволительно груб с вами,
доктор. Прошу понять и простить.
Лари принял извинение с невозмутимым видом, только губы его дрогнули, и, поймав на лету лапу Советника, он крепко пожал её.
- Вам не показалось, что мой сын слишком серьёзен для своих лет?
Гость
не ответил. Он как-то вдруг поблек и сгорбился, растирая грудь.
Перехватив опытным взглядом этот жест, Лари поспешил напомнить о себе.
- Простите, мистер Пинчер, но мне кажется, хорошая кардиограмма вам бы сейчас не помешала.
- Пожалуй, - согласился лев. - Левое плечо. По утрам.
- Отдаёт в руку?
- Нет, в лапу, доктор, - усмехнулся Пинчер. - Только в лапу.
-
Мой друг и коллега профессор Остерман, хотя и немец, но кардиолог
милостью Божьей. Почему бы нам не слепить маленький консилиум?
- Благодарю, - пророкотал Пинчер, - как-нибудь при случае. А пока – прощайте, доктор!
…
Крошечный газон перед стандартным городским домом доктора Лари был
мертвенно-жёлт. Оголённые кусты сиротствовали, тронутые первой
изморозью. И только одинокий бутон опоздавшей на праздник жизни розы –
упрямо пламенел на голой ветке.
Приспело время розе цвести, и она
умоляла не лишать её последнего шанса. Она хотела жить. Одинокая роза
на заледенелой ветке растрогала Пинчера до слёз. Как все стареющие
хищники он был сентиментален. Умиляться ему случалось теперь даже там,
где ещё недавно он только рявкал.
Сердце побаливало, и Тайный
советник позволил себе слегка размяться и расслабиться. Шофёру,
поджидавшему его за оградой, он сказал, что хочет пройтись пешком.
Прогуливаясь
по улицам Лондона, Пинчер не привлекал к себе излишнего внимания.
(Традиционная деликатность, которую некоторые недоброжелатели напрасно
принимают за британский эгоцентризм). Только дети иногда подбегали и
просили автографы, принимая его за живого Микки-Мауса, да собаки
заливались лаем, чуя звериное.
Но сегодня ни детей, ни собак по
началу не подвернулось. Только плешивый бульдог, старый дурак, свирепо
урча и отбрасывая задними лапами фонтанчики песка, предложил было
Пинчеру сразиться. Но, приметив при нём здоровенную трость-дубину, понял
абсурдность поединка и ретировался.
Лев и сам пожалел, что не
может так вот по-простецки сцепиться с этой псиной и хорошенько
потрепать её за холку. Положение обязывало. И Пинчер со вздохом вернул
себя в мир человеческой беззаботности и человеческих предрассудков.
Самым же целебным для сердца полагал он свои прогулки без цели,
беспечное кружение в суете сует прекраснейшего из городов мира. И
сейчас, легко помахивая тростью, поплыл он в сторону Пиккадили-циркус и
дальше через Оксфорд-стрит – к парку…
4.
За час до этого, в
том же направлении промчался кортеж Премьер-министра Англии. Обозначив
себя, как положено, по всем каналам правительственной связи, тот, кого
лондонцы звали за глаза «Тобби-соколом», а жена снисходительно «Тюлей»
(«Тюленем»), в изнеможении откинулся на сидении и прикрыл глаза.
Тут
же, как мухи над варением, замельтешили в мозгу мыслишки самого
паскудного свойства. Подумалось о том, что вот опять он не спал две ночи
и вряд ли успеет отоспаться сегодня после совещания с чинами разведки.
Больше всего захотелось оказаться сейчас не в обществе трёх хмурых
джентльменов с кейсами, а в деревенском доме родителей жены. Хоть на час
побыть никем. Сидеть у камина с двумя дочурками на коленях и хохотать
над проделками пуделя Плиса.
Но вместо дочурок и пуделя Плиса его
поджидают сейчас три «вещие сестры» разведки, три «ведьмы» шпионажа,
наверняка припасшие ему на ужин какую-нибудь жабу, способную испортить
настроение к ночи.
Единственное, что могло бы сейчас отвлечь от
подобных предвкушений, - хороший уличный скандал – с грабежом, пожаром
или народным возмущением. Премьер обожал уличные скандалы, которые
всегда заряжали его бодростью и возвращали к воспоминаниям мятежной
юности.
Тут, словно на заказ, - подвернулось уличное происшествие
как раз такого свойства – с пожаром, грабежом, публичным возмущением в
одном флаконе. Ничего счастливее такой возможности продемонстрировать
политическую волю придумать было нельзя. И Премьер, воспрянув, выскочил
из машины и ринулся в эпицентр событий.
Сюжет происшествия был
хрестоматийно прост. Двое верзил громили без опаски некий частный дом.
Закончив погром окон и дверей, они как раз успели разложить костёр из
обломков мебели посередине кухни. Соседи и прохожие, с присущей
горожанам деликатностью, делали вид, что им абсолютно неинтересно, когда
огонь перекинется на их соседние дома.
Чтобы кому-то сдуру не
вздумалось помешать поджигателям, подступы к дому были оцеплены цветной
лентой, которую опекал румяный пузырь (как выяснилось, хозяин
ограбляемого помещения). Неподалёку кучковалась группа правозащитников
ожидавшая, когда, наконец, в дело вмешается полиция, чтобы выразить
шумное возмущение её действиями.
Пока же протестанты молча
выражали героическое сочувствие поджигателям, держа наготове
транспаранты с цитатами из великой библии демократии – «Билля о правах».
Подоспевший как раз вовремя лидер страны придал событию новый поворот и ускорение.
- Не сметь!- закричал он, выпрыгивая из лимузина и на бегу подпоясываясь.
Узнав
главу правительства, службы правопорядка попятились, а правозащитники
перестроились к маршу протеста. С этой минуты и без того странный
спектакль в странных декорациях приобрел ярко-выраженный и
художественно-завершенный вид «театра абсурда».
- Не сметь! - снова одёрнул Премьер подоспевших полицейских. - Разве вы не видите?.. Мальчики доведены до отчаянья!
Полицейские,
неуклюже потоптавшись, отошли на безопасное расстояние от гаранта
демократии, который отчаянно помолодел и похорошел в отблесках пламени.
- Уберите воду! - рявкнул он на подоспевших к этому времени пожарных. - Мальчики могут простудиться!
Медные
каски отступили и затаились на подступах. А хозяин дома всё подпрыгивал
и подпрыгивал на месте, то ли хотел разглядеть поближе любимца
предместий, то ли норовил похлопать его по плечу.
- Только так, только так! - приговаривал он. - Горжусь, но умоляю: позвольте представить вас моей супруге.
Любимец
позволил. Пузырь, сияя, подвел его к разогретой и польщённой супруге -
худощавой брюнетке с густыми бровями и при усиках. В руках брюнетка
держала наготове походную аптечку с кучей бинтов и флаконом йода.
- Мальчики, - уронила она, перехватив взгляд Премьера, - мальчики могут невзначай порезаться. Там много стеклянной тары.
Святая
простота единомышленников окончательно воспламенила Премьера. Чуть было
даже не двинулся он развёрнутой колонной – с мужем-погорельцем, его
супругой, двумя собаками и примкнувшими к ним соседями в сторону
правительственных резиденций. Чуть было не подхватил даже плакат с
инвективой: «Позор правительству не способному утолить социальную жажду
обездоленной молодёжи». Но, вовремя догадавшись, что он и есть та самая
«резиденция», отступил.
К этому времени мальчики-верзилы, утолив
жажду справедливости, оживив костёр и рассовав по мешкам сувениры,
покинули побоище. Дождавшись, когда они скроются из глаз, Премьер подал
знак. По этому знаку пожарные и полицейские бросились, наконец, тушить и
расследовать: было ли происшествие простым грабежом со взломом, или
законной формой социального протеста.
«Вот так-то!» - с вызовом
подумал Премьер, вспомнив постоянно долетающие из-за океана упрёки в
анемии институтов власти на континенте и в Британии. На примере такого
факта, в объемах «Билля о правах» очевидна вся нелепость таких упрёков.
И
только скряга Лайстер, единственный из команды Премьера имевший обо
всём особое мнение, проскрипел на ухо возвращённому в лимузин шефу:
- Не находите ли вы, сэр, что иногда стоит пожертвовать «Биллем», пока нас не добили?..
Премьер
заметил на это, что лучше войти в историю осмеянным гуманистом, нежели
прославленным тираном. На этой исторической фразе машины кортежа рванули
с места с такой резвостью, что чуть было не отшибли старине-Лайстеру
загривок вместе с остатками памяти.
5.
Волосатому
советнику Пинчеру, продолжавшему пешее движение по столичным улицам, не
посчастливилось соприкоснуться с поджигателями. К этому времени они
расходились уже по своим студенческим общежитиям.
Но кое-какая
пища для размышлений досталась и Советнику. Так, неподалёку от парка,
запели вдруг полицейские сирены, и в пролёте улиц обозначилась какая-то
погоня.
Несколько полицейских гнались за чернобородым мужчиной, в
котором Пинчер без труда опознал знаменитого Беглеца за независимость
Али-бабу. Вместо левой ноги у героя торчала металлическая кочерга, что
не мешало ему ловко увёртываться от преследователей и легко
перепрыгивать через прохожих.
Перепрыгнув напоследок через
зазевавшуюся велосипедистку, Беглец нырнул в переулок, где его поджидал
уже с микрофоном в руке знаменитый корреспондент трёх каналов
(«каналья») Кенарь.
Беглец за независимость тут же присел рядом с
канальей Кенарем и с ходу стал давать ему интервью. Кенарь, одной рукой
придерживая микрофон у бороды колченогого, другой рукой грозил
полицейским, как бы намекая им на «Право получения и распространения
информации» - одну из скрижалей цивилизации.
Полицейские намёк поняли и замерли в ожидании.
Интервью,
однако, затягивалось. От проклятий крестоносцам Беглец перешёл к
рассказу о некоем родильном доме, где он был взят в заложники
превосходящими силами беременных и рожениц.
Беременные, по его
словам, долго его пытали, отбили ему левую почку. Кое-как отбившись от
превосходящих рожениц, он ушёл в горы, по пути всё ещё сражаясь, и,
невзирая на отбитую почку.
Пинчер, слышавший эту правдивую
исповедь не раз, занял было очередь, чтобы вместе со всей Англией пожать
Беглецу героическую длань, но вспомнил, что тот на все такие попытки
отвечает оплеухами, и от рукопожатия отказался.
Вместо этого он завязал разговор с рослым полицейским.
- Не собираетесь ли вы, сержант, арестовать гонимого борца?
- Ни в коем случае, сэр! Мы всего лишь охраняем, чтобы его не выкрали русские.
Сержант
по причине врождённого косоглазия в общении полагался больше на слух,
чем на созерцание. В силу чего сразу проникся симпатией к пожилому
джентльмену с таким старомодным произношением.
- Добрый старый Оксфорд, сэр? - спросил он с уважением.
-
Виндзор и окрестности,- уклонился от ответа лев, не желая
разочаровывать косоглазого…- Вы не находите, сержант, что в Лондоне
последнее время стало шумно?
- Всему виной проходимцы, сэр.
Лондон стал уютным прибежищем для всякой разноцветной швали. К
сожалению, нам последнее время приходится мириться с любой чертовщиной.
- С чертовщиной тоже? - заинтересовался Пинчер.
- А вы ничего такого не слышали?..
Косоглазый, проникаясь всё большей симпатией к старомодному джентльмену, наклонился поближе к лохматому уху:
-
Лев!.. Тот самый, с Лондон-бридж. Сбежал! Переоделся и удрал, мерзавец.
Я ещё понимаю, если бы такое позволил себе кто-то из двуногих, адмирал
Нельсон, например. Но этот?.. Каково общаться с подобной скотиной
переодетой в человека?
- Переоделся, вы говорите? Значит, кто-то ему помогал? Ведь там, на мосту, кроме булыжников ничего на себя не напялишь?
Косоглазый придвинулся ещё ближе:
- Говорят, тут замешан кто-то из Виндзоров… Бедняга… Мало ей проблем с внуками, тут ещё и каменные львы забегали.
- Кто-нибудь это видел? - поинтересовался Пинчер.
-
Ночной таксист и две стрип-леди из Сохэ. Их уже допросили. Согласитесь,
сэр, это не то о чём вы мечтали на зелёных лужайках Итона.
- А этого беглого мерзавца ищут, надеюсь?
-
Объявлен в международный розыск! Да что толку? Держу пари, он давно уже
с концами где-нибудь в Сибири, у кого-нибудь из своих коллег. Последний
год это зверьё пошло в ход при всех правительствах. Говорят, у
Президента России, например, в тайных советниках натуральный медведь. Не
удивлюсь, если и у нас рано или поздно вылезет на министерский пост
какая-нибудь волосатая рожа… В каком мире, сэр, довелось нам с вами
жить, в каком мире? Изваяния покидают мосты, медведи идут в политику,
роженицы берут в заложники террористов. А все претензии, как всегда,
вешают на службы правопорядка.
- Нет, нет, я лично верю в зоркое око нашей полиции, - запротестовал Пинчер. - У вас же, сержант, муха мимо носа не пролетит?
- Это так. Но тут особый случай.
- В любом случае, пока вы рядом, я спокоен за Англию.
- Спасибо, сэр, - растрогался косоглазый. - Не все это понимают.
Тут
как раз подоспел переломный момент: Колченогий завершил интервью,
Кенарь вышел в эфир, полиция взяла след и Косоглазый, наскоро
простившись с Пинчером, снова ринулся в погоню.
Проводив задумчивым взглядом всю эту неразбериху, лев смог спокойно продолжить своё движение в сторону парка.
Здесь
заинтересованный его взгляд привлекли двое аборигенов: дедушка с внуком
коротали послеобеденный час под скупым в это время года атлантическим
Солнцем. Оба заняты были делом. Каждый своим.
Внук – джентльмен
лет четырёх, распотрошив свою куклу, вынимал из неё одну за другой
пружинки, с помощью которых кукла вертела головой и дрыгала ногами. Юный
джентльмен вёл серьёзную исследовательскую работу и ради неё готов был
на жертвы. Он упорно, снова и снова проверял содержимое куклы, её
живучесть. Он сопел, изнемогал, но не сдавался.
Рядом с этим
подвигом познания занятие дедушки, который, лениво причмокивая, запускал
воздушного змея, не могли вызывать ничего кроме снисходительной
усмешки.
Припомнив в подробностях свой разговор с сыном доктора
Лари Чарли, Пинчер ещё раз отметил про себя феномен нового века: детей с
мышлением стариков и стариков с мышлением недорослей. Лишенный дара
предвиденья, Советник не подозревал в эти минуты, какие ошеломляющие
открытия ждут его по этой части в недалёком будущем.
А
величественный, как сама Вечность, парк дышал легендами и покоем,
осторожно перемешивал прошлое с будущим. Легендарный парк принимал под
сень своих крыльев добрых и злых, людей и собак, смешных и грустных –
всех детей этого пёстрого мира.
Пинчер совсем было отогрелся в
этом хороводе существ, когда карманный пискун «хенди» отыграл свои
позывные: «тореодор, смелее в бой». Бесцветный голос из
кибер-пространства напомнил, что его ждут по известному ему адресу.
«Внимание джипу, который следует за вами от отеля «Ланкастер»…Сейчас он подаст вам сигнал».
Итак,
за ним следили. Каждый шаг его был на примете… Опекали или оберегали? В
любом случае невинная беспечность прогулки была сведена на нет.
6.
В
комнате, имевшей шутливое прозвище «кабинет-кабинетов», было
непривычно-сумеречно и пугающе тихо. Самое же необычное, что поразило
Пинчера, были отключённые каналы правительственной связи и погасшие
мониторы.
Премьер стоял у окна, барабанил пальцами по стеклу. Он
не повернулся к вошедшему. Что-то было в его облике, в тесном воздухе
кабинета такое, от чего сердце Пинчера дрогнуло.
- Ну, что там наш весельчак Чарли? - глуховато уронил Премьер.
-
Больной несчастный мальчишка с чердаком, набитым фантазиями! -
откликнулся Пинчер. - Заговор чудовищ, летающие драконы, дурное
человечество. Самое же забавное: он всем назло уверяет, что его игрушка,
этот самый «Сатурн», точнее его подобие со дня на день перестанет быть
игрушкой и обернётся пульсаром. Я, как сумел, урезонил его.
- Вы
его урезонили? Это хорошо, - согласился хозяин кабинета. - Это очень
мудро с вашей стороны. Но мальчик-то оказался прав, Лео! Ваш мальчик-то
прозорливец.
Пинчер, полагая, что чего-то недослышал, переспросил:
- Мальчик?.. Прозорливец?..
- Они это сделали! Они сделали это, Лео! - через силу выдавил из себя Премьер.
- Кто?
- Русские. Неопровержимые данные: лазерный пульсар сделан и продан. Или будет продан со дня на день!
- Сделан и продан?.. Кем?.. Кому?..
-
Об этом вы спросите у русских. Завтра утром вы летите в Москву. Пустите
в ход всё ваше чутьё, все ваши связи, но разгадаете мне эту загадку.
Если успеете. И, пресекая любую возможность возразить, прибавил:
- Бумаги на вашем столе. Прощайте!
-
Простите, сэр, вы, кажется, забыли, кто я? - вскипел Пинчер. - Я всего
лишь тайный советник! Я никто и ничто! Курьёз природы, персонаж
анекдота!
Премьер промолчал, то ли сломленный дремотой, то ли поглощённый своими мыслями.
- Я меньше всех гожусь для подобных поручений, - возвысил голос Советник. - Кто угодно, только не я!
То ли не услышав сказанное, то ли заранее пренебрегая им, Премьер подошёл к Пинчеру, обнял его за плечи.
-
Я что-то потерял форму, Лео, - шепнул он ему на ухо. - Через десять
минут заседание Кабинета. Надо решать. А меня подморозило насквозь.
- Вы простудились? - дрогнул Пинчер.
И опять вместо ответа по существу тот растерянно усмехнулся.
- Но каков этот чертёнок Чарли? Каков чертёнок, я вас спрашиваю?
«Лететь
в Москву? В каком качестве? С какими полномочиями? С какой целью?» -
десятки вопросов готовы были сорваться с губ Лохматого и Непричёсанного.
Но ужаленный в самое сердце жалостью к хозяину, так очевидно
растерянному, постаревшему на десяток лет, Пинчер проворковал только:
- Очевидно, я не совсем вас понял, Тобби?.. И главное, при чём тут я?
-
Миссия, - подсказал Премьер. - Речь идёт о миссии. Не совсем обычной.
Между тем, миссия элементарно проста. В самом деле, что может быть проще
в вашем положении, чем стать посланцем всего живого на Планете.
Речь Премьера стала чётче, мысль очевидней.
-
Вам предстоит действовать на том поле, где не сработала логика
государства и права, где сведены на нет усилия дипломатии, нарушены
правительственные контакты. Но разве не для этого мы привлекли вас в
своё время к нашим делам, Лео?.. Курьёзность вашей личности и
курьёзность ваших связей в Москве – наш единственный козырь в
переговорах. Это ваш час, Лео! Для этого выводит вас на орбиту
старушка-история.
По нелепой театральности сказанного понял лев
всю абсурдность ситуации, в которой оказалось Правительство его страны. И
всё-таки это было лучше, чем растерянность. Это была ещё не стратегия,
не политика, но хоть какая-то оперативность.
И как бы подтверждая тот факт, что минуты слабости миновали, засветились мониторы правительственной связи.
Меньше
всего ощущал себя Пинчер, готовым к роли Спасителя Вселенной, но,
вспомнив девочку-розу на обледенелой ветке (она так хотела жить!),
вспомнив маленького Потрошителя кукол из Гайд-парка, вспомнив всё, что
довелось пережить в этот день, - он покорно подставил плечо под
покосившийся небосвод, который не смогли удержать атланты.
Он подходил уже к двери, когда услышал брошенное ему вдогонку, безжалостное, как сталь:
-
Решайте всё сами, от себя! Не надейтесь на помощь. Рутинные контакты
закрыты. Правительство в параличе. Надежда только на чудо. Невероятное
можно опрокинуть только невероятным!
7.
В тот же день,
когда тайный советник Пинчер покидал Британию, из Лондона в Москву
транспортировался сумасшедший маньяк Иван Кузьмич Хулибин.
Сошёл с
ума Хулибин давно, будучи ветераном этого дела. Он утверждал, например,
на полном серьёзе, что капитализм в одной, отдельно взятой стране
построить можно. Но для этого взять надо страну, которой не жалко.
А
то он вдруг говорил ещё, что собственными глазами видел Британского
Льва, который при полном параде, с тростью и бантиком на шее,
прогуливается по улицам английской столицы.
Слушая такие
рассказы, друзья и сослуживцы Хулибина покатывались со смеху, слишком уж
далеки были городские фантазии этого чудака от трезвого реализма жизни.
В
русском посольстве, где Хулибин работал поваром-закусочником, некоторое
время мирились с его повреждением, поскольку специалистом он был
первоклассным. Иные послы-иноземцы специально приезжали каждый месяц
поздравлять коллегу с «Днём России», чтобы отведать знаменитые
хулибинские «фаршированные огурчики», или пирог в честь производителя
наречённый «хулибяка».
Ради огурчиков и «хулибяки» терпели, пока не дотерпелись.
Последней
каплей переполнившей чашу посольского терпения стал случай накануне,
когда Хулибин стал всерьёз вдруг утверждать, что только что видел
собственными глазами Правительство Англии во главе с Премьером
«Тобби-соколом» бегущее нагишом по улице столицы.
В посольстве
поняли, что шизофрения доломала хрупкую психику повара-закусочника, и
пробил час вернуть бедолагу Родине. Перед отбытием попытались ещё
втемяшить в его голову, что Премьер-министром Англии является совсем
другой человек, абсолютно непохожий на описанного «Тобби». Что этот
другой не бегает по осени нагишом. Что здешняя полиция не потерпит
двуногих зверей даже и в одетом виде рядом с королевскими резиденциями. И
что, наконец, та Англия, в которую он был заслан, не имеет ничего
общего с причудой, какая померещилась ему спьяну из подвального окна
посольской кухни.
На все эти убеждения Хулибин только тихонько
икал и покорно кивал головой. Он и сам понимал себя, как
тяжело-помешанного маньяка. Сознавал, что и Англия у него не та, и
Премьер не тот, и что только с тяжёлого бодуна мог ему померещиться
Британский Лев на прогулке.
Всё исключительно правильно бедняга сознавал, но относил это к причудам местного климата.
«Окунусь, - уверял он друзей, - в московский озон, протрезвею раз и навсегда».
-
Не хулите, да не хулимы будете! - этим библейским резюме простился
Хулибин с соратниками по посольскому пищеблоку и отбыл в аэропорт
Хитроу, твёрдо надеясь на лучшее.
Отряхивать пелену с глаз он
принялся, едва ступив на трап родного «Аэрофлота». Но главные надежды
возлагал на целебные силы московского воздуха.
«Стоит мне только, - нашептывал он себе, - ступить на российскую почву, я сразу же прозрею к реализму».
К
сожалению, лондонские помрачения цепко держали ещё повара и в тот час,
когда самолёт уносил его от туманов Альбиона. Сейчас, например, он готов
был поклясться, что главный виновник его бед, тот самый Британский Лев,
на которого он дважды нарывался в Гайд-парке, посиживает сейчас в
кресле воздушного судна на соседнем ряду. И не просто посиживает, а
почитывает газету «Таймс», изредка почёсывая за ухом лапой в белой
перчатке. Вид матёрого зверюки, не имеющего никакого морального права
нервировать Хулибина на чужой территории, был нестерпим.
«Ничего, ничего, - успокаивал себя Иван Кузьмич, - главное дотянуть до Шереметьево. Там ты, кошачья морда, рассеешься навек».
Но
вот уже и Европу сменил под крылом самолёта родимый рельеф, а наглый
африканский хищник, как ни в чём не бывало, пожирал пассажирский
завтрак, запивая его томатным соком и переговариваясь о чём-то со
стюардессой.
«Ничего, ничего, - бормотал повар, - подождём, подождём»!..
Ждать Иван Кузьмич был хорошо обученный ещё с ребятишек. Но чего не ждал Хулибин от дорогой Родины - это удара ниже пояса.
Протянув
доверчивые руки, едва ступив на землю России, даже не пройдя ещё
пограничного и таможенного контроля, первое, что увидел несчастный, была
здоровенная харя матёрого медведя в шляпе набекрень и кашне-елочке на
небритой шее.
Харя та, чего не мог знать Хулибин, принадлежала
всего лишь тайному советнику Президента России – Михаилу Уломидзе,
встречавшему своего коллегу Пинчера прямо у трапа самолёта.
Бедняга
Хулибин однако, не доросший до перепитий современного реализма, принял
матёрую харю за очередную химеру и поник головой, смирился с мыслью, что
остаток жизни проведёт в больнице имени Кащенко.
В самом деле, кому ещё, если не нам – поварам-закусочникам этого безумного мира, брать на себя чужую вину?
Но
ещё одним безумцем стало больше в тот день и на берегах Темзы. Для
доктора Лари, невозмутимого профессионала, всё пережитое тоже оказалось
непосильным испытанием.
Голый Премьер, лохматый Советник и судьбы
человечества опрокинули видавшего виды. Передоверив опеку над сыном
тётке со стороны покойницы-жены, побросав в сумку бритву, домашние
туфли, пижаму и запасной зубной протез, он позвонил другу детства
психиатру Свинтсону.
- Тонни, дружище, - вопросил он надтреснутым
баритоном, - не найдётся ли у тебя в клинике тёплого местечка для
покладистого коллеги-психопата?..
8.
Когда по настоянию
международных организаций в Правительстве Российской Федерации была
учреждена должность медведя, распорядились ею просто. Поскольку круг
медвежьих обязанностей был расплывчат, премьер-министр Хотьисвягин сунул
в номенклатуру кого-то из рублёвской родни.
Позднее, однако,
восшедший на престол Президент Тишагин Виктор Викторович (В.В.Т.),
отстраивая свою «вертикаль», строго-настрого потребовал должностных
соответствий.
- Медведем должен быть медведь, - едва слышным, но
непреклонным голосом припечатал он.- Желательно с опытом практической
работы и с кругозором федеральной косолапости.
Сменивший к этому
времени Хотьисвягина на посту премьера Лысягин рублёвской родни не имел,
поэтому предписаниям Президента готов был следовать буквально и
неукоснительно. С другой стороны обнаружить у себя под боком
какого-нибудь непредсказуемого хищника желания не возымел, а потому
подсунул руководству дрессированного Мишку Уломидзе – покладистого
добряка с пёстрым послужным списком.
После того, как его выгнали
за пьяный дебош из передвижного цирка-шапито, Уломидзе подался в
барды-гитаристы. С ансамблем «Поющие медведи» (злые языки прозвали его
ансамблем «Пьющие медведи») объездил весь мир. Пел и говорил на разных
языках, опровергая там самым выражение: «вам медведь на ухо наступил».
Говорил и пел с густым медвежьим акцентом, но с большим очарованьем.
Перейдя
на государственную службу, прекратил концертную деятельность, отказался
от сольных выступлений и рекламного куража. Не видели его больше с
блондинками в ресторане московского «Дома актёров», на тусовках
столичной богемы. Только изредка в узком кругу друзей давал он волю
воспоминаниям и при первых звуках вальса охотно пускался в пляс.
Его
по-прежнему любили женщины, таксисты и даже одна дама -
профессор-фигателист. Популярность его была феноменальной. Стоило ему
появиться на улице, со всех сторон неслось:
- Мишка, привет!
Он
добродушно терпел популярность, помахивал согражданам тяжелой лапой и
делал глазки москвичкам. Ходили сплетни, что по Ямало-Ненецкому
национальному округу за ним числится ещё какая-то медведица с дюжиной
медвежат, куда он регулярно отсылает все заработанные деньги, из тех,
что не успевает пропить.
Во всём остальном был он заурядный московский сибиряк-националист со стойкими патриотическими взглядами.
-
Миша, - обратился к нему как-то на правительственном приёме один
чукотский губернатор, - давно хочу спросить вас, почему вы со своей
сибирской родословной ещё и Уломидзе?.. Не случилось ли вашей мамаше
проводить отпуск на берегах Арагвы и Куры?
- Сёма, - с
достоинством ответил медведь, - я же не спрашиваю вас, почему вы чукча
при вашей родословной, и не случалось ли вашей мамаше, дай ей Бог
здоровья, переночевать в оленьей упряжке?
Вот с таким другом и
коллегой предстояло льву Пинчеру встретиться в Москве. Подружились они
давно, то ли на экологическом конгрессе в Эфиопии, то ли на вечеринке
антиглобалистов в Сенегале. С тех пор встречались регулярно, хотя и не
часто, но не без удовольствия. И сейчас, покинувший воздушное судно
Пинчер сразу угодил в братские медвежьи объятия Уломидзе, как всегда,
был чертовски обаятелен, небрежен и говорлив. Помогая гостю ускорить
паспортный контроль («дипкорпус») и таможню («зелёный коридор»), он не
умолкал ни на минуту. Он сыпал вопросами и, не дожидаясь ответа, сам на
них отвечал.
- У тебя в Москве будут проблемы?.. Ну, конечно,
иначе ты бы сообщил мне о визите хотя бы за неделю. Любите вы,
англичане, из всего делать сюрпризы… Прибегнул к каналам связи, к
которым я
не имею доступа… Да, передали, но могли не передать. Ты
вообще мог не застать меня в Москве. В это время года я обычно на
богомолье. Я же не просто чиновная рожа, я символ и национальное
достояние. В прошлом году опоздал на самолёт в Хургаде, так в Москве
чуть было ракетные войска не подняли по тревоге. Решили, что американцы
похитили меня, чтобы лишний раз унизить Россию. У нас тут с этим строго.
Уязвлённое самолюбие и комплексы. И всё-таки, что за срочность с твоим
прилётом?.. Молчи! Расскажешь потом… В любом случае рад тебя видеть.
Прекрасно выглядишь! Лёвка, ты прелесть! Но ты же, сволочь, по-прежнему
не пьёшь и не куришь? Мои бабы тебе этого не простят. Тебя встречает
кто-нибудь из посольских?.. Тем лучше! Остановишься у меня. Нет, не
гостиница, увидишь сам.
Объяснялись они между собой, как обычно,
на смеси варварского английского с дремучим забайкальским. При этом
прекрасно понимали друг друга.
- Как тебе мой походный прикид? - обратил Уломидзе внимание друга на свою униформу.
Наряжен был медведюха воистину с карнавальным шиком и изысканностью африканского кутюрье.
- На старости лет, как видишь, стал пижоном. У нас самый модный писк этой осенью: «самодержавие, православие, народность».
Пинчер
мог убедиться, что стиль державной моды выдержан Уломидзе до мелочей.
Из-под форменного виц-мундира с бронзовыми пуговицами и орлами торчали
здоровенные лапти с онучами, а за небрежным кашне на заросшей могучей
шерстью груди светился серебром нательный крест.
В отличие от
Лондона, в Москве не разучились удивляться. Невзирая на все ухищрения
Уломидзе, избежать внимания народных масс друзьям не удалось. Появление в
Зале Прилёта двух волосатых персон породило лёгкую давку, обморочные
восторги и овацию.
Помогая Пинчеру ускорить паспортный контроль
(«дипкорпус») и проскочить таможню («зелёный коридор»), медведь принял
весь шквал восторгов на себя.
- Раздайтесь, братья и сёстры,
хороводом, хороводом!.. Дайте пройти! Ну, что вы таращитесь? Что тут
такого? Снимается мультфильм: «Британский Лев в гостях у Русского
Медведя». Не срамитесь перед иностранным гостем. Он подумает, что вы
сроду царя зверей в штанах не видели…
Продираясь через толпу, медведь не умолкал ни на минуту.
-
Дамочка, не жмитесь ко мне, я с утра всегда женатый… Дедушка, вы же
меня уроните, я не чучело. Снимается фильм, обеспечьте порядок! -
рявкнул он милиционерше, севшей от неожиданности на пол. Та, взяв под
козырёк, так и сидела с ладонью у виска и с выпученным лицом.
Пробившись, наконец, к автомобильной стоянке, где их ждал представительский «линкольн», Уломидзе пояснил встрёпанному гостю:
- Ничего не поделаешь, дружище, Москва не Лондон. Интеллектуалы из берлоги тут всё ещё внове.
Сунув
чемодан и сумки гостя в багажник, угнездив британца на заднем сидении,
медведь рухнул на штурманское место и скомандовал водителю:
- Газуй, Серёга!
…Ранние
сумерки накрыли сиреневой дымкой припорошенные снежком перелески,
уходящие за горизонт поля. Машина мчалась, нанизывая трассы, акведуки,
мосты, шоссейные развязки.
Широким полукольцом разворачивался перед Пинчером великолепный, сияющий огнями современный город с толпами красавиц и красавцев.
Славный собрат Уломидзе всю дорогу продолжал балагурить, напевать какую-то озорную песенку, вроде того, что:
«Год за годом идёт,
А дни катятся,
А кто не пьёт, не поёт,
Тот спохватится».
И
от этой песенки, от медвежьих шуток, от пейзажа Пинчеру стало хорошо и
тепло. Захотелось стать окончательно неформальным, нарядиться в лапти и
сермягу и даже, чем черт не шутит, «пройтиться» по Тверской с
блондинками. Он поверил вдруг, что всё, может, ещё уладиться, и впал в
некую эйфорию. В неё впадают, как известно, не только тайные советники,
но иногда и главы правительств. И, как на зло, именно тогда, когда
делать этого не следует.
С улыбкой сострадания вспоминал сейчас
Пинчер наставления старика Лайстера, который считался на Даунинг-стрит
главным знатоком России:
- Вы летите в страну непредсказуемого прошлого и непохороненных вождей.
Накануне, перехватив Пинчера в коридоре, Лайстер шепелявил ему на ухо, от усердия проглатывая концы фраз:
- Вас либо купят, либо убьют! И, как поётся в одной русской песне, «жил был у бабушки серенький козлик».
- Какие вожди, какой козлик? - отбрыкивался Пинчер. - Вы мне ещё про Кремлёвского волка напоёте?
- Смейтесь, смейтесь, - продолжал накручивать старик. - Вы меня ещё вспомните…
Теперь
Пинчеру предстояло на собственной шкуре проверить действительно ли
серые волки и козлики этой загадочной страны сохранили счастливую
способность не только удивляться, но и удивлять.
Окончание следует |
