Жмеринка — городок, прямо сказать, завалященький. Зато станция большая — и все через неё куда-то едут: кто в Израиль к детям, кто в Германию к маме, а кто в Россию — поторговать, чем бог послал. Да мало ли куда приходится ездить людям! И ведь что получается: всё едут и едут. А если, не дай бог, все украинцы разъедутся — куда же бедному еврею податься?! И так уже тех украинцев немного осталось: кто в евреи записался, кто в Канаду подался, кто в Австралию — поднимать целинные и залежные земли. Похоже, опустеет вскоре Жмеринка, закроют такую чудесную станцию и сделают в ней склад под сигареты или давальческое тряпьё, — ну, этот, как его, секонд-хэнд.
Так уж вышло, что из всех бесчисленных Ладеновичей остались на всю Жмеринку только бабушка Циля да её любимый внук, Бенцион. Все предложения по поводу отъезда в разные стороны бабушка Циля выслушала, но заявила, что жить на чужбине не собирается, и всё тут. Упёрлась, как трактор без солярки, и выбрала себе один последний и самый надёжный маршрут — на жмеринское кладбище, где евреи с украинцами почти что рядом лежат, как близкие родственники. Ну, а Бенчик при ней остался.
Хотите — верьте, хотите — нет, но внешностью Беня уродился прямо-таки в копию этого знаменитого террориста и злодея Бен Ладена: такой же худой, руки болтаются, и глаза подслеповатые. И улыбка точь-в-точь — добрая и грустная. Вот бороду, правда, Беня не нарочно отпустил, а потому, что старая электрическая бритва сломалась, а на новую — денег нет. В общем, близнецы-братья — ну, прямо как будто от одной мамы родились, а потом по разным роддомам разъехались. Только один вредный, как некормленый барбос, а наш Бенчик и мухи не обидит, если она сама ему в компот не упадёт.
И надо же случиться такому происшествию, — звонят бабе Циле из Минска её родственнички и просят приехать на свадьбу сына. Бабушка и говорит: Бенчик, ты поезжай. Куда мне с такими больными ногами по свадьбам шастать! Заодно и паспорт себе новый сделай, а то я твой случайно — лежит же ж в брюках и молчит! — выстирала в «Ариэле», будь он неладен!
Беня принёс в паспортный стол оставшиеся от главного жизненного документа лохмотья и попросил быстренько сделать новый. A ему отвечают: быстро только кошки родятся да евреи уезжают, а всё, что горит, надо делать без спешки. Тогда Бенчик тихонько, чтобы другие не видели и не сглазили, сунул главной паспортистке аж двадцать долларов, которые ему подарил брат из Америки. У него ещё осталось целых пятьдесят — так, на всякий случай. Их Бенчик спрятал в карманчик, вшитый в трусы. Это его мудрая бабушка Циля придумала. Просто замечательно удобно, потому что из трусов украсть не в пример труднее, чем из пиджака, а ещё — можно незаметно деньги трогать и проверять, когда тебе вздумается.
Обещали Бене сделать паспорт через два дня, а проволынили шесть. Впрочем, на то имелась уважительная причина. У начальника паспортного стола приключилось сразу две радости: родился сын после трёх дочек, и в тот же день — нежданно-негаданно — померла горячо любимая тёща. В общем, они так гуляли и трескали самогон по-жмерински, что аж на всю Украину гай шумел.
По окончании застолья бесповоротно пьяная паспортистка вместо фамилии «Ладенович» написала просто «Ладен», а вместо «Бенцион» — «Беня». Как привыкла Беню величать, так и написала. А что? A наш Беня, надо сказать, мало, что смешной, добрый и до ужаса застенчивый, так он ещё и совсем плохо видит — точь-в-точь, как этот злодей Бен Ладен. Что-то вроде куриной — или гусиной? — слепоты. Вблизи, значит, совсем плохо видит, а вдали — и вовсе ничего.
Бабушка Циля запекла в подарок молодым двух гусей в духовке, вручила их Бене с наказом непременно довезти и усадила внука в поезд до Минска. До самой границы с «Батьковщиной» всё было спокойно, но вдруг нагрянул такой таможенный контроль, — хоть гусей выноси! Не иначе, как на гусиный запах таможенники ориентировались! Бенчик и сам уже принюхивался: а не протухли ли гуси — вон, жара какая стоит? А надо вам сказать, вкуснее наших жмеринских гусей нет ничего во всей природе. Ну, а таможенники — тоже люди. Взяли они несколько человек на личный досмотр с вещами — заодно и Беню c сумкой, от которой шёл такой сумасшедший запах, что слюни застревали во рту.
Всех досмотрели и отпустили, а когда дошла очередь до Бени, то один настырный, глазастый такой таможенник сначала долго смотрел в паспорт, потом на Беню, а потом ка-ак закричит:
— Хлопцы! Наконец-то этот гусь попался! За няго двадцать пять мильёнов доляров премияльных прапанували!
Беня даже не успел объяснить, что это его собственные гуси, но если товарищи офицеры хотят купить их за доллары, то он уступит им птушек по сходной цене, хотя вообще-то везёт этот цимес на свадьбу племянника Фимы. Все так всполошились и забегали, что Беню никто даже не слушал.
Устав махать руками и порядочно осипнув, таможенники отвели Беню к своему главному начальнику и обыскали с головы до ног. Окончательно сбитый с толку Беня никак не мог понять, какую взрывчатку эти чокнутые ищут и почему таки именно там?!
— Ой, перестаньте! Щекотно! Да разве порядочный человек и настоящий еврей повезёт на свадьбу племянника взрывчатку? Ужас какой! У нас на, ой, извините, в Украине взрывчатки даже в частной аптеке не купишь!
Тут, на его беду, дотошные специалисты всё же обнаружили у Бенчика в нижнем белье злополучный долларовый полтинник. Немедленно возбудившись, впавшие в старательский азарт бравые таможенники изрезали в клочки стельки ботинок, распороли подкладку на костюме, распотрошили пальто, и дружно, в дюжину носов, обнюхали гусей, живо интересуясь, какое это оружие — биологическое или химическое?
Беня от удивления чуть в обморок не упал.
— Это может быть, тут, y вас, в Белоруссии, гусиные перья заместо штыков к ружьям присобачивают! — возмутился он. — А y нас на, ой, извините, в Украине — всё ещё, знаете ли, гусь — прекрасная еда в любое время года!
Чтобы избежать возникновения межнациональной розни на кулинарной почве, главный таможенный начальник приказал всем выйти из его кабинета, велел выставить y дверей охрану и сообщил по «вертушке» в Минск, что опасный международный террорист Бен Ладен пойман не где-то, а именно на вверенном его попечению ответственном участке. Беня, слыша такие торжественные и грозные речи, изрядно приуныл.
— Да ты не тушуйся, — приободрил его начальник таможни, положив трубку. — Хорошего человека наш Батька завсегда поддержит. Слушай, а ты, часом, против Батьки-то ничего не замышляешь?! — вдруг округлил глаза начальник, пытаясь при этом сурово насупить брови. — Ты, вообще, зачем к нам приехал? И кто ж тебе такой паспорт чудной нарисовал?
Беня ответил, что паспорт получил в своём родном паспортном столе, а что касается батьки, так он лежит в могиле рядом c маменькой, да будет благословенна память о праведнице.
— Тьфу, паразит, типун тебе на язык! — замахал руками начальник. — Вчера только Батька — наш, наш Батька, не твой! — по телевизору министров чехвостил и дождю в Бобруйском раёне настрого наказал идти! Понял?!
— Повезло вам, пан товарищ господин полковник, с руководством, — тут же сориентировался Бенчик. — Не то, что нам с этим клятым бандеровцем, у которого черти на роже горох молотили, — у него зимой, и то снега не выпросишь! А может, это его двойник был? Все настоящие вожди двойниками обзаводились — и Сталин, и Гитлер, и даже этот итальянец, как его, Муссолини, — пустился в рассуждения Бенчик. — Неужто ваш Батька им уступит?
Начальник таможни позеленел, потом сменил цвет на густо-свекольный и начал медленно вырастать из-за стола, шипя и клокоча, будто вскипевший чайник.
— Да я тоже думаю, ничего с ним не случилось, — примирительно закивал опять правильно учуявший, куда дует ветер, Бенчик. — Он же у вас спортсмен, отличник боевой, так сказать, и политической подготовки! Такие орлы долго живут, если только, не дай бог, не про нас будь сказано, несчастье какое не произойдёт — кирпич там на голову или трибуна из гнилых досочек. А…
— А давай-ка мы с тобой, Беня, лучше выпьем, — начальник таможни сообразил, что ещё немного — и понятливый арестант наговорит ему, начальнику, как раз лет на восемь строгого режима с конфискацией. — Ты скажи лучше, милок, зачем ты валюту не задекларировал, а в трусах припрятал? За такое неуважение в нашей Батьковщине по головке не гладят!
— A если б я её сверху штанов положил, так она бы целей осталась, что ли? — возразил Беня. — Сейчас такое время, будь оно не ладно, — на ходу подмётки режут!
— Закон — для всех закон, — заявил начальник, любовно разглаживая ладонью видавший виды банкнот. — И для простых людей, и для такого жываглота, яким табе па тельавизору показывали. Я нават конфискую гэтую купюру по-хорошему, впредь до дальнейших распоряжений. И скажи спасибо, что штраф не выписываю, — он, между прочим, в десятикратном размере начисляется. Да и неизвестно ещё — может, это и не купюра вовсе, а тайное письмо с подрывными инструкциями. Ишь, как глядит сустрэчна, — начальник поднял купюру на вытянутой руке и подозрительно всмотрелся в портрет. — Видать, их президент не одобряет!
Даже собственные трусы не спасают еврея от разбоя, незаметно вздохнул Беня. Хорошенькие тут у них правила! Можно на таком месте, как у этого начальника, даже не до пенсии, а до самой смерти работать — интерес к труду не пропадёт!
От размышлений Беню отвлёк звонок стоящего у края стола телефона — красного, с золотым гербом в том месте, где у нормальных телефонов кнопки или наборный диск расположены. Начальник резво вскочил, снял трубку, немного послушал и вытянулся, как на параде:
— Слушаюсь, товарищ министр! Служу советскому… то есть свободной и счастливой родине-батьке, то есть Батьковщине, товарищ министр! Есть!
Осторожно положив трубку на место, начальник посмотрел на Беню и крякнул:
— Какие люди из-за тебя переполошились, это же подумать только! Через пару часов прибудут. Говорят, даже Батьке уже доложили. Готовься.
— Зачем прибудут?! — ужаснулся Беня. — Гусей моих нюхать?! Или опять с обыском?! Вы мне и так все вещи испортили, — вон, ремень вообще где-то с концами задевали!
— Умеешь шкодить — умей и отвечать, — назидательно поднял палец вверх начальник. — Да не суетись ты, голубчик, — небось, ворон ворону глаз не выклюет! Мне, может, какой-нибудь орденок за тебя повесят, а миллионы-то себе заберут. Зато я всем своим друзьям расскажу, как я c самим Беном Ладеном турусы на колёсах разводил в собственном кабинете. Ну, что, врежем нашей зубровочки по сто пятьдесят с прицепчиком? Слушай, а если твоего гуся под это дело в оборот взять, вреда для здоровья не будет?
— Да какой же может быть вред от молодого, жирного гуся, которого баба Циля самолично шпиговала кукурузой?! — возмутился Беня.
— Добре, — не стал артачиться начальник таможни. — Тогда за встречу — и по коням!
Начальник достал из шкафчика под столом бутылку, стаканчики, постелил чистый рушничок, выложил две тарелки, ножик и вилки. Оба выпили, дружно крякнули, покрутили головами.
Начальник таможни разгладил усы:
— Слышь, чего. Пока никого тут нету посторонних, называй меня — Коля. А то всё «начальник» да «начальник» Не по-нашему, не по-людски как-то! А я тебя, значит, Беней звать буду. Идёт?
— Ну, а почему нет, — пожал плечами Беня, — Если меня и в самом деле так мама с папой называли? Беня — так Беня, какие наши годы, Коля!
Он оторвал от гуся ножку, положил её Коле на тарелку, затем оторвал вторую — уже для себя, и принялся уплетать её за обе щёки.
Начальник таможни некоторое время c опаской наблюдал за врагом всего прогрессивного человечества. Убедившись, что гусь безвреден и Беня по-прежнему живой, Николай принялся с удовольствием уплетать жареную птицу.
Приняв по второй, они оприходовали ещё по крылышку. Обстановка с каждым движением челюстей становилась всё более домашней, доверительной и умиротворённой.
— Слушай, Беня, a где ты так научился по-нашему размовлять? Видать вас, подрывников империализма, в закрытых школах при ЦК КПСС натаскивали?
— Ещё чего не хватало, — пробурчал Беня, тщательно пережёвывая нежное гусиное мясо. — Вот если бы не Фима был моим племянником, а я сам — племянником этого вашего Арафата, тогда — другое дело. А так — евреев к этому вашему ЦККП и СС даже на пушечный выстрел не подпускали!
— Иди ты, — ухмыльнулся Коля. — Постой. A ты каким боком к евреям относишься? Вы же вроде как c ними враги?
— Почему это враги?! — обиделся Беня. — Я самый что ни на есть чистокровный еврей, и сроду ни с кем не ссорился. Слава богу, столько лет на свете прожил, а врагами не обзавёлся. Чего и тебе, Коля, от всей души желаю. Ещё по одной?
— Ну, ты смотри — во, дела, — всплеснул руками Коля. — А я-то, когда твою физиономию по тельавизору казали, и говорю своей жонке: гля, вылитый жидок! Ты не серчай, Беня, — это я так, по-народному.
— Да хоть горшком назови, главное, в печь не засовывай, — пробормотал Беня.
— Ну, и с чего ж ты тогда c американской-то роднёй свару затеял? Всё деньги поделить не можете, — укоризненно покачал головой Николай.
Беня хотел было возразить — мол, ерунда это на постном масле и он, Беня, со своими американскими родственниками поддерживает самые лучшие отношения. Два раза в год «американцы» аккуратно присылают бабушке Циле посылки, да ещё кое-что оставляют, наезжая изредка в гости, — кто же станет кусать кормящую руку?!
Но ему опять не повезло: зазвонил тот самый правительственный телефон.
— Есть! — рявкнул замерший по стойке «смирно» начальник Коля, выслушав руководящие указания из динамика.
Повесив трубку, он с некоторым сожалением посмотрел сначала на гуся, а потом на Беню:
— Ну, шабаш, потрапезовали. Ох, какое начальство едет!
Он быстро спрятал посуду и недоеденную гусиную тушку, вытер губы, побрызгал одеколоном вокруг рта, чтобы прибить запах перегара, стряхнул крошки с обшлагов мундира, застегнулся на все пуговицы и нажал кнопку на селекторе.
— Глаз c господина Ладена не спускать — не дай бог, утечёт, — приказал он явившимся на вызов подчинённым. — А я начальство встречу. И чтоб у меня! — не очень понятно, но авторитетно заявил Николай, потрясая кулаком для вящей острастки.
Не успел Бенчик соскучиться по другу Коле, как двери кабинета распахнулись, и в кабинет ввалилась целая толпа народу: и в штатском, и в мундирах с золотыми погонами да в штанах с лампасами. За ними последовали репортёры с фотоаппаратами и телевизионщики c камерами наперевес. Все они окружили невольно съёжившегося на табуретке Беню и стали его пристально рассматривать. Всем своим существом Беня почувствовал: надо слегка обстановочку разрядить. Беня посмотрел на товарища в штатском и в очках: кудрявый, носатенький, он показался Бенчику самой подходящей кандидатурой — уж очень был похож на двоюродного брата Нафтулю. К нему-то и обратился Бенчик с несмелой улыбкой:
— Вот вы, я вижу, интеллигентный человек. У вас мама, случайно, не еврейка? А может, вы по папе еврей?
Человечек на мгновение опешил, а потом, затравленно покосившись на окружавших его генералов, совсем даже не интеллигентным голосом заорал:
— Молчать! Встать! Смирно!
Беня, будучи персоной деликатной, от такого начальственного неудовольствия впал в растерянность и беспокойство. Он вскочил, совсем позабыв о том, что ремень у него таки попёрли. А без ремня, надо сказать, брюки на Бенчиковых мослах не держались. Увидев Беню без штанов, генералы в штатском и военном обомлели и беззвучно наблюдали, как арестант водворяет конфекцион на место. Беня осторожненько опустился обратно на табурет, и тут поднялся такой квичерай, как будто Беня нанёс присутствующим прямо-таки немыслимый денежный ущерб.
— Ша, ша, — попытался урезонить их Беня. — Не все сразу, дорогие товарищи! Мне, конечно, приятно, раз мои гуси вызвали такой интерес, но одного мы уже наполовину прикончили, и то, что он до вечера не долежит, это сто и один маленький процент. И вообще, если хотите со мной беседовать, то я говорю на целых трёх языках; на русском, украинском и на идише. Ну, на нём, пожалуй, похуже, чем на этих ваших первых двух — давненько уже практики нет.
— Вы Бен Ладен? — спросил генерал аж с шестью звёздами на двух погонах. — Это на вас объявлен международный розыск?
— Какой такой розыск, — перепугался Беня. — Что же я такого натворил?!
— Прекратить балаган! — опять заорал интеллигентный с виду начальник в очках. — Кто такой?!
— Бeнцион Аронович Лaденович из Жмеринки, — снова вскочил Беня, умудрившись на этот раз штаны не уронить. — Направляюсь с дружественным родственным визитом к племяннику Фиме, у которого свадьба. Можете навести справки у моего соседа, участкового. Мы c ним на паях гусей держим, — пояснил Беня. И свободной от удержания брюк рукой отдал зачем-то честь. Генералы зафыркали и заржали, замахали руками, и только очкастенький начальник ещё пуще побурел и посмотрел на таможенника Колю таким взглядом, от которого у Бенчика в животе запищало:
— Значит, самого Бен Ладена поймал? — зловеще прошипел очкастенький, не обращая больше на Беню никакого внимания и надвигаясь на начинающего пятиться Николая. — Террориста номер один? Чего молчишь?!
— A почему, скажите мне, пожалуйста, я должен быть террористом, — возмутился такой несправедливостью Бенчик. — Я — сын сапожника Арона Ладеновича, которого в Жмеринке каждая собака знала! Ай, какие модельные туфли он шил! Да такие туфли никакому Кардену с Саламандрой, вместе взятым, и во сне не снились!
— Паспорт задержанного, — пролаял очкастенький, сверля взглядом бедного Колю.
Тот с готовностью протянул начальству Бенину ксиву.
Очкастенький быстро пробежал глазами по содержимому и сунул паспорт шестизвёздному генералу:
— Немедленно запросите Киев, «соседей», СБУ и МВД. Мне нужна полная информация на гражданина Ладена.
— Простите, пожалуйста, товарищ, дорогой, — опомнился Бенчик. — Я не Ладен, я Ладенович! Это паспортистка, курица пьяная, вместо «Ладенович» вписала «Ладен»! Из-за неё, дуры, весь хипеш и поднялся! Зачем СБУ, зачем МВД? Позвоните Фиме, он вам всё скажет, чтоб я так жил!
— Адрес, — отрывисто бросил очкастенький.
Выудив из лохмотьев пиджака бумажку с адресом, Бенчик вручил её грозному начальству. Тот, даже не взглянув, передал её генералу. Шестизвёздный достал мобильный телефон и набрал обозначенный в писульке номер:
— Квартира Ладеновичей? Беня Ладен со Жмеринки — знаете такого? Ах, знаете, — он покосился на очкастенького. — Паспортистка, говорите, напутала? Ну-ну. Нет, пока ничего. Гуляйте, совет вам да любовь.
Спрятав телефон, генерал посмотрел на Беню, на таможенника, на очкастенького начальника и пожал плечами.
— Все вон, — тихо проговорил очкастенький и пошёл на таможенника, словно дредноут. Генералы и корреспонденты попятились к двери, а Бенчик завертел головой, не зная, что ему делать.
— Ну, что, шерлокхолмс грёбаный, достукался? — рявкнул очкастенький. — Двадцать пять миллионов уже, между прочим, в бюджет внесены, по статьям расписаны! Батька под такое дело заявку на кредит в пятьсот миллионов в международный валютный фонд подал! А ты, сволочь, террориста номер один от жмеринского жида отличить не можешь?! Державу под монастырь захотел подвести?! Расстрелять тебя мало! Как гуся, выпотрошу!
— Это не я, это Васюкович его опознал, — проблеял мертвеющий Коля. И вдруг завопил: — Беня! У тебя же родня в Америке! Может, они за тебя выкуп заплатят?! Не губи невинную душу православную, Беня, дорогой, век за тебя буду бога молить, детям и внукам своим накажу! Ну, что для твоих каких-то пятьсот миллионов?! Выручай, Бенчик, синеокую нашу радзиму!
Бене вдруг сделалось до ужаса жалко всех сразу — и Колю, и очкастенького начальника, и синеокую Батьковщину, и даже самого батьку. И, конечно, себя. Глотая слёзы, Беня схватил сумку с последним гусём и, поддерживая спадающие портки, выскочил на улицу.
— Это ж разве люди, — тихонько всхлипывая, бормотал Беня себе под нос, загребая ботинками без шнурков по асфальту. — Это ж форменные петлюровцы, будь они неладны с их батькой и этим террористом. Гуся сожрали, деньги забрали, все вещи испортили! Да и чёрт бы их побрал, тряпки эти — в душу, в душу ведь наплевали!
Беня доковылял до скамеечки, сел на неё и заплакал.
— Простите, — услышал вдруг Беня и поднял голову. Перед ним стоял смущённо краснеющий молодой человек. — Я всё видел и слышал. Вы даже не представляете, как мне стыдно. Пожалуйста, простите нас.
— Стыдно не масло, на хлеб не намажешь, — горько констатировал Беня. — Это вы, можно сказать, не представляете, в какой убыток меня ваши гайдамаки ввели.
— Можно, я вас сфотографирую? — решительно спросил юноша. — Мы с друзьями напишем о том, что с вами случилось. И в газеты поместим, и в Интернете вывесим. Пусть люди обо всём узнают! И пусть батькиным прихвостням тоже станет стыдно!
— Эх, молодой человек, молодой человек, — печально покачал головой Беня. — Сразу видно, что вы не еврей, а просто хороший мальчик. Разве ж этим шмаровозникам бывает стыдно?! Моя бабушка Циля, дай бог ей дожить до ста двадцати, всегда говорит, когда вашего батьку по телевизору передают — форменный он петлюровец. И гайдамаки его — такие же петлюровцы, ну просто один в один. Каков поп, таков и приход. А в Интернет написать — напишите, от меня уже не убудет. Знаете, что? В таком рванье на свадьбу являться — весь праздник людям испортить. Присядьте. Лучше, как говорится, с хорошим человеком последнего гуся доесть, чем попасть к этим петлюровцам в лапы. И я вам говорю — такого гуся, как моя бабушка Циля готовит, вы в жизни своей не пробовали!
Леонид Шнейдеров
|
