Многие друзья и недруги по-прежнему изо всех сил делают вид, будто не понимают, что именно и почему произошло в феврале-марте 2014-го. А не произошло в эти промозглые дни ничего эпохального: всего-навсего лопнул фурункул, раздувавшийся все «нулевые». Лопнул, пронзённый навылет древками украинских флагов на Майдане.

По неистребимой этноконфессиональной привычке я сначала расскажу вам майсу.

Жил да был в давние, незапамятные, ныне именуемые «библейскими», времена один всем вам хорошо известный историко-литературно-мифологический персонаж по имени Давид. Читателям всего мира он известен прежде всего как автор пресловутых «псалмов Давида», а особо продвинутые, напрягшись, вспомнят, что, помимо поглощавшего всё его свободное время поэтического труда, Давид по совместительству немножко шил подрабатывал царём Израиля. Уже совсем грамотные, напрягшись ещё сильнее, припомнят, что оный Давид, кажется, победил какого-то Гитлера Голиафа. Зачем он его победил, за давностию лет совершенно неважно, но победа так встряхнула неокрепшую психику застенчивого юноши, что он стал прямо-таки настоящим поэтом.

Итак, победив Гитлера Голиафа, ставший царём Давид ни на минуту, в отличие от некоторых, не забывал, кто открыл второй фронт и гнал тушёнку студебеккерами кому он обязан своей победой. Терзаемый воспоминаниями, Давид неустанно воздавал хвалу её вдохновителю и организатору. Чувство горячей благодарности и любви к высокому патрону настолько обуяло Давида, что царь Израиля порвал два баяна неведомое число струн на своём киноре, умоляя патрона разрешить ему, Давиду, построить в честь него, патрона, храм.

Несмотря на то, что патрону такое рвение креатуры было весьма приятно, в ответ Давид услышал лишь твёрдое, хотя и полное любви — не подумайте чего, любовь была высокой, небесной, господней во всех ипостасях, — «НЕТ».

— Но почему, Господи?! — возоплял храбрый пастушок царь Давид, в тоске воздевая длани к небесам. — Почему, почему?!

— Успокойся, сын мой, — улыбаясь в бороду и качая седой шевелюрой, отвечал ему бог Израиля. — Тому есть много серьёзных причин. Первая и главная причина в том, что руки твои обагрены кровью. Негоже строить Храм Господа такими руками. Кроме того, я, хоть и не покарал тебя мучительной смертью за кражу чужой жены, возлюбленной твоей, матери твоего обожаемого сына, Вирсавии, и за мужа её, которого ты обрёк на верную гибель, — но согласись, дорогой мой крестничек, — это было бы огромным, непоправимым ударом по моей репутации, разреши я тебе — тебе, такому вот, — строить Храм Господень. А рисковать своей репутацией я не могу. Ты же умный парень и понимаешь, что я прав, не так ли?

— Понимаю, Господи, — утирая слёзы, всхлипывал Давид, вешая блондинисто-кудрявую голову между плеч. — Но очень хочется. Ну, хоть краеугольненький камушек, вот такой, — Давид показывал патрону щёлку между пальцев шириной миллиметра два, — разреши, а? Ну, что тебе стоит?

— Репутации, — уже сурово цедил Господь, хмуря густые брови. — Репутации, пострел ты эдакий. Нет — значит, нет. Храм воздвигнет сын твой, Шломо, чьи руки не обагрены кровью, и будет Храм Мой так прекрасен, что узреть его смогут не только жители мира сего, но и мира горнего. Он будет так величествен, восхитительно красив и великолепен, что его будет видно из любого, самого удалённого уголка Вселенной. И станет сей Храм Домом Моим на вечные времена. И я буду настолько милосерден, что дам тебе на него полюбоваться — оттуда, куда отправишься ты, окончив земной свой путь. По рукам?

— По рукам, Господи, — кивал растроганный Давид, всхлипывая и улыбаясь сквозь слёзы.

На том и порешили. Давид продолжал рвать струны на киноре, распевая хвалу Господу, а Храм был построен, как и обещал Господь, Соломоном Давидовичем Вирсавкером, и стал, действительно, одним из утраченных ныне чудес света. В общем, всё не так уж плохо закончилось, как могло.

А теперь на минуточку представьте себе, что на месте Давида оказался бы какой-нибудь вороссиянин.

— Да ты чо, старый хрен, — как так «нельзя»?! Кому «нельзя»?! Мне «нельзя»?! Ты чо — охуел?! Это же я, блядь! Я! Я Гит… тьфу, бля, Голиафа, сука, ёбанаврот, победил! Один! Ваще один, голый прям ваще! Картинку видал? Видал, спрашиваю?! Ну?! Сам! Один! Какие нахуй студебеккеры, какая тушёнка благословения, какой пророк, нахуй пошёл прямо и налево, блядь! Я! Один! Голый! Такую тушу, блядь, одним ударом завалил нахуй! Ты на кого батон, бля, крошишь?! Смотри в глаза, пень трухлявый, я русский царь, я герой, блядь! Я тебе щас покажу, блядь, «нельзя»! А ну быстро разрешение на стол, блядь! Бороду нахуй вырву, щас лестницу только найду! А ну, слезай, блядь, я тебя щас…

В общем, могло всё очень, очень плохо закончиться. Думаю, не надо объяснять, для кого и насколько. Ну, а господь порасстраивался бы, конечно, но потом утешился бы и нашёл — ну, или сотворил, на худой конец — себе другого пацанчика. Может, не такого чоткого, но уж точно более понятливого.

Однако, хватит притч и иносказаний.

Запад, не будучи, разумеется, небожителем, но будучи, безусловно, средоточием институтов, определяющим характер и правила Игры, ожидал от постсоветских элит осмысленного поведения и благоразумной осторожности. Благоразумие и осторожность могли состоять в том, что постсоветские элиты, осознавая хотя бы в некоторой степени свою дикость, не предъявляли бы претензий на немедленное «построение храма» собственными, заляпанными дерьмом и кровью по самые брови, руками, а делегировали бы это ответственное, трудное и деликатное занятие своим детям или даже, прости господи, внукам, предварительно дав им, детям и внукам, возможность пройти сквозь сито и горнило западных институтов. Институтов, где учат правилам Игры и принятому в обществе этикету. Культуре. Запад был даже готов нести ради этого известные издержки — в виде, скажем, совета «Россия — НАТО», сохранения за Россией места в Совбезе ООН, предоставления ей же места в пресловутой «Восьмёрке», и так далее, и тому подобное. Да если просто посмотреть на список фигур, возглавлявших посольство Германии, то бишь, Европы в Москве, становится очевидным, с каким благожелательным вниманием относились в Европе к России. Отто фон дер Габленц, Эрнст-Йорг фон Штудниц, Ганс-Фридрих фон Плётц, Ульрих Бранденбург (такая фамилия, что ей даже приставка «фон» не требуется!), Рюдигер фон Фрич-Зеерхаузен — cremé de la cremé, люди беспримерного качества и высочайшей культуры, рукопожатием которых можно — без всякого сарказма — только гордиться! От постсоветских попилитариев требовалось всего ничего: знать своё место — кстати, совсем даже не у параши — и не лезть заросшим щетиной вертухайским мурлом в кислом армяке туда, куда положено являться надушенным, чисто выбритым и во фраке.

Ничего более. Хотите — верьте, хотите — нет, но — именно так. Ничего более. Но и — не менее.

А попилитарии, наслушавшись собственной трескотни про то, как они в одиночку победили Голиафа, Наполеона и всё прочее мировое зло во главе с Гитлером, решили: а хуле там, мы срали-ебали, какие нахуй дети-внуки, эх-ма, однова живём, — принимай нас, суоми и все прочие красавицы, такими, какие есть! А не примешь — мы тебе, блядь, припомним, как Гитлера с Наполеоном любить!

И понеслась моча по почкам.

Попилитарии оказались даже хуже арабов. Арабы, несмотря на свои весьма специфические ментальные установки и глобальные амбиции «детей пророка», очень хорошо понимают пределы своих умственных и физических возможностей. Они прекрасно осознают, что никакого другого пути, кроме интеграции в мировую элиту своими детьми и внуками, не существует. Они, скрепя сердце и чертыхаясь, передают высосанные из почвы родных феодов попиллиарды в доверительное управление лощёным лондонским дядям из всяких трастовых фондов «исламского банкинга» (бугагашеньки!) и тётям из сверкающих модных салонов — в интересах своих детей и внуков, отдавая себе полный отчёт в том, что дяди и тёти оставят себе примерно половину. Но таковы правила Игры, а альтернатива — война. Война на уничтожение. И свои шансы, несмотря на выступления пассионарной «улицы», они оценивают вполне здраво. Именно потому их, ничуть не любя, спокойно пускают посмотреть в щёлочку шириной миллиметра два на то, как играют и беседуют, играя, гладко выбритые и надушенные во фраках.

А попилитарии с осьмушки суши, где примерно три четверти земель непригодны не только для жизни, но и для смерт ... Читать дальше »