После шести тридцати

 

Этот меленький дождь собирался давно,

порожден чередой атмосферных соитий –

от белесого облака тянутся нити,

а за облаком крутится веретено.

 

Долгожданная изморось моет окно,

припадая по капельке к гладкому полю,

наполняется холодом, пылью и солью

ее перламутровое волокно.

 

И становится больно расти и цвести

бесполезной герани в прозрачном проеме,

в полутемной квартире, в окраинном доме,

ближе к вечеру, после шести тридцати.

 

 

Похожее на слово «клумба»

 

Я постоянно куда-то бегу, у меня заботы.

Вот и сегодня пошла за хлебом, вижу белое что-то

под ногами мелькнуло и юркнуло в летнее кафе под столик.

Я — за этим белым, думаю, а вдруг это кролик.

Сижу и жду, как дурочка на вокзале,

покрутила в руках меню, пиво себе заказала.

А это белое из-под стола взметнулось,

как мячик подпрыгнуло и птицею обернулось.

А я из кафе уходить не стала,

сидела за столиком, меню листала.

И в этой книге на последней странице

рядом с ценами на итальянскую пиццу

три стрелочки "прямо”, "налево”, "направо”

нарисованы неотчётливо и коряво.

Под стрелкой "направо” написано — "как бы жизнь”,

                     под стрелкой "налево” — "как бы смерть”.

Зачем я села за столик? Зачем стала это меню смотреть?

Зачем вообще я в это кафе припёрлась?

Я бы выбрала стрелку "прямо”, но под ней надпись стёрлась.

А та птица белая ещё долго надо мной летала,

будто я ей нужна, словно я чем-то её заинтересовала.

А потом вдруг села на тротуар недалеко от ночного клуба,

и превратилась во что-то цветущее, похожее на слово "клумба”.

 

 

Улыбнуться, что ли

 

Середина лета. Зной томится над головой,

из форточки пахнет скошенною травой.

Это дворник газонокосилкой жужжал с утра,

у него жизнь проста, как веник, а у меня игра,

то в жену, то в подругу, то в дочь, то в мать.

Куда бежать мне? Где мне себя искать?

В какой берлоге такие, как я, живут?

Где то, без чего жабры мои гниют?

 

Вот, суп сварился. Нужно выключить газ.

Я рассеянна, забывала уже не раз.

Обо всём забывала.

"Хит FM” мне сейчас поёт,

что учение стоиков меня спасёт,

что сильный воин и один не загнётся в поле.

Подойти к зеркалу, улыбнуться, что ли.

 

 

Воздух

 

Вот он, танцующий воздух кружится у костра,

лёгким прозрачным платьем делает ветерок.

Скатерть поляны тихой ласкова и пестра,

возле огня неспешно выгорел ободок.

 

Воздух из глины,

из комариных писков,

воздух сверчковый в белых цветах каштана,

воздух из мяты,

воздух из тамариска,

воздух молочный тёплых густых туманов.

 

Воздух из кремня,

воздух из малахита,

замерший воздух каменных истуканов,

угольный воздух

древнего антрацита,

взорванный воздух кратеров и вулканов.

 

Чтобы метать горстями выстраданный огонь,

нужно себя до точки испепелить в костре.

Кто там вверху буянит как норовистый конь?

Это восставший воздух мечется на горе.

 

 

Вера

 

Она встречает его в прихожей, говорит:

— Вымой руки.

Идёт в кухню, наливает горячий суп.

Смотрит, как он ест.

Замечает, что две волосинки поседели у него в носу.

 

Он вспоминает:

— У Сергея Петровича сегодня умерла мать.

Она головой качает,

ставит будильник на семь тридцать пять.

 

Потом они ложатся в постель,

укрываются пледом и спят.

Спят. Спят. Спят.

Прижавшись друг к другу спинами,

восемь часов подряд.

 

Утром он кричит ей:

— Вера, у нас кончилась бумага!

Она ворчит сквозь сон,

затем встаёт, прихрамывает,

подаёт ему новый рулон.

 

 

Мёртвая кошка

 

Я шла по тротуару и увидела на обочине мёртвую кошку.

К ней приближалась женщина с лопаткой и веником.

Она сгребла труп в пакет и сказала:

-Это моя кошка, я буду её хоронить.

 

Но я шла в магазин верхней одежды,

поэтому вскоре забыла про кошку.

 

В зале играла лёгкая музыка.

И стоял мёртвый человек в пальто и шарфе.

Я сказала продавцу-консультанту:

-Дайте мне веник и лопатку.

Это моя кошка, я буду её хоронить.

Он ответил:

-Это не кошка, а пластмассовый человек,

выйди из нашего магазина.

 

Потом он смотрел мне в след,  показывал пальцем

и что-то говорил другому продавцу-консультанту.

 

Я вернулась домой.

Зашла в лифт и увидела лужу крови.

Я с трудом доехала до десятого этажа.

Мне было плохо.

Я вышла.

А навстречу мне соседка с тряпкой и ведром.

Я сказала ей:

-Там кровь. Там умерла кошка.

Я буду её хоронить.

 

Она мне ответила:

-Это не кровь. Я только что пролила томатный сок.

Иду мыть лифт.

 

Потом она смотрел мне в след,  показывала пальцем

и что-то говорила другой соседке.

 

Я вошла в свою квартиру.

Посмотрела в зеркало и увидела мёртвую кошку.

Это моя кошка.

Я буду её хоронить.

 

 

* * *

 

Я так люблю огонь…

Е. Шварц

 

Я так люблю огонь,

что я его ревную.

К дверям бросаюсь,

только лишь шаги

услышу,

и кричу ему:

 

– Неверный!

Ну, где ты пропадал?

Я без тебя

на молнии бросаюсь животом.

И бьюсь, как кремень, о другие кремни!

 

А он горит и смотрит на меня.

И мы молчим,

схлестнувшись языками.

 

 

Пугало

 

Я говорю ему:

— Что ты стоишь, как пугало,

нет радости в тебе, нет умиленья.

Даже когда детишки бегают рядом,

стоишь как мертвый, не улыбнешься.

Глаза твои как орехи,

руки сухи, как ветки,

шапка набита сеном,

рот обтекаем, как камень под водопадом.

 

А он отвечает:

— Глаза мои — два ореха,

руки — сухие ветки,

шапка набита сеном,

рот обтекаем, как камень под водопадом.

Я пугало, пугало огородное.

Стою себе посреди огорода, ни с кем не знаюсь.

И на детишек, которые бегают рядом,

плевать мне, и все такое...

И вообще, не мешай мне, иди отсюда,

отойди от меня, не заслоняй мне солнце.

 

 

Рассказ про Чарльза Буковски

 

Выхожу на улицу и рядом с рекламным щитом "Ecco”

вижу Чарльза Буковски, казалось бы, мертвого человека.

Идет себе, как живой, со свертком в левой руке,

а в правой держит золотой ключик, как бабочку на поводке.

В глазах — инсталляция конца света,

а в остальном — похож на свои портреты.

Кричу ему:

— Привет, Буковски! Куда идешь? Ай лав ю!

Он отвечает:

— Иду в "Букбери”, покупать свои интервью.

Потом прищурился, и говорит:

— Боже мой!

Ты в моем вкусе! Детка, идем со мной!

Отвечаю:

— Буковски, твою мать,

ты бы не выпендривался, а научил бы меня писать!

Он говорит:

— Не пиши лирику, про чаек над морем —

как они летают, каркают, и все такое...

Много думай, но мало пиши о душе.

Пиши про шлюх, бабников и алкашей.

Поменьше соплей и нравственных поучений...

А давай зайдем в бар, сядешь ко мне на колени,

я закажу дринк, ощупаю твою фигуру

и все расскажу про американскую литературу.

 

Но вдруг как загрохочет небо! Ветер как налетит!

И его как букашку вдавило в рекламный щит.

Теперь он стоит, улыбаясь, с ботинком "Ecco” в левой руке,

но в правой все так же держит ключик на поводке.

 

А я вот сижу, думаю о душе,

пишу рассказ о бабнике и алкаше.

 

 

 

ухо Ван Гога

 

одеваюсь

кладу в карман

отрезанное ухо Ван Гога

выхожу на улицу

 

вижу птицу

говорю:

— птица!

она не слышит

разворачивается

улетает

 

вижу собаку

говорю:

— собака!

она не слышит

разворачивается

убегает

вижу человека

говорю:

— человек!

он не слышит

разворачивается

уходит

 

(Боже мой!

почему все так глухи!?)

 

достаю из кармана

ухо

шепчу в него:

— ...милый...

...милый...

...хотя бы ты, услышь меня...

 

Гостья из будущего

 

Алиса, ты меня помнишь, мы лежали с тобой вдвоём

в больнице. Ты помнишь? Я -  Юля, Грибкова Юля.

Алиса, ты меня слышишь, ответь мне, приём, приём!

Мы тут все в шоке. Нас кажется, обманули.

Вы обещали, что Мила станет врачом,

а она торгует, держит точку на «Черкизоне»,

Фима бухает, Герасимов стал бичом,

я растолстела, Сулима сидит на зоне.

Что у вас там случилось? Вы проиграли войну?

Спаси, сохрани нас, Господи, твоя воля.

Пираты сбежали, или ещё в плену?

Ведь им ничего не сказал истерзанный мальчик Коля.

Алиса ты меня слышишь, ответь мне, приём, прием!

Наш мир завоевали Крысы с Весельчаками.

Но мы ещё терпим, мы дышим, живём и ждём,

что скрипнет белая дверь в заброшенном доме

с высокими потолками.