Стол, салфетки, свеча в ночь зажжённая.
Приоткрыто окно на балконе.
И прохлада, жарой обожжённая,
В лапах ветра отчаянно стонет.

 
Горизонт затянули тоской облака.
По особому птицы кричали.
На столе прокисает стакан молока.
И часы на стене замолчали.

Потолок, занавеска, цветок…
холодна от камина дыра.
Я на запад, а ты на восток, —
мы разъехались поздно вчера.

Эти светлые названья
Белорусской стороны.
Белизною, белой ранью,
Все Белыничи полны.

В «пятой графе», где о национальности
Воют анкеты с наркомовских лет,
Я б начертал, презирая банальности,
Гневно-торжественно: «Русский поэт».

Скупой слезой двоя усталый взгляд,
Вобрал зрачок проулок заоконный.
И снова взгляд растерянно двоят
В биноклик слез забившиеся клены.

Ты смотришь сквозь меня…
Превыше всех пророчеств,
Превыше вечеров у зябкого огня,
Когда нельзя на «Вы»

Все ничейно… Поля? – Вот те на…
А по-русски выходит «поляна».
И высокое слово «страна»
На две трети читается «рана».

Как тревожен пейзаж,
Как понуро вдали заоконье!
Все мы – блудные дети,
Чьи головы меч не сечет.